Победитель

Степанов Анатолий Яковлевич

—Гордишься ими?

—Я собой горжусь, студент.

—А помирать и кавалеру страшно.

—Не хочу я помирать, студент. Так точнее будет.

Офицер поднялся.

— Ты меня, видимо, обидеть хочешь. Так ведь слово «студент» — не обидное слово. Ладно, поговорили.

Встал и Спиридонов.

— Зови своего барбоса.

Офицер подошел к окну и, крикнув: «Сергеич!» --сказал, наконец, то, что мучило его все время:

— Ты с Сиверсом Ростов брал?

— Было дело.

— Значит, это был ты. Шел но улице победитель--

красный командир. А навстречу шел бывший студент. Я, я шел! Был победитель пьян и наряден. Ты, Ты! Я еще удивился тогда: с чего бы это красные новую форму ввели, с аксельбантом. Подошел поближе — не аксельбант это, а сопля. Неудачно высморкаться изволил пьяный победитель.

Спиридонов сморщился, скрипнул зубами.

— Поддых бьешь, гад.

— Ты это был?

— Я. Позор жизни моей это.

— А я из-за того аксельбанта погоны надел.

***

Гасил краски день. Серело. Темнело. Спиридонов вышел на крыльцо, вдохнул широко, старательно огляделся. Двор — как двор, опоганенный случайным военным постоем. Ограда из слег, к ограде привязаны кони — один тот, офицерский, белый. Два солдатика у ворот, с винтовками. И улица, пустынная деревенская улица, взбиравшаяся на близкий холм.

— Солдатешки у тебя какие корявые, — сказал он, не оборачиваясь.

— Елецкая мобилизация, — стыдливо признался фельдфебель и ткнул Спиридонова в спину дулом нагана. — Иди, иди!

— В баню, что ль? Так она нетоплена. Елецкие говоришь? — Спиридонов, нe торопясь, спустился по ступеням. Шагнул вниз и фельдфебель. Спиридонов точно уловил момент его неустойчивости и упал спиной ему в ноги. Всей своей тяжестью фельдфебель рухнул через Спиридонова. Поймав его за ногу, Спиридонов слегка дернул ее и фельдфебель неловко, головой ткнулся в дубовую колоду, лежавшую перед крыльцом. Одним движением Спиридонов вырвал из ножен шашку.

Солдатики смотрели на него.

—Нот я нас! — замахнулся на них Спиридонов, и они испуганно отпрянули.

Рубанул шашкой повод, взлетел на белого, воткнул в конские бока каблуки (шпоры п портупею с него сняли). Только на вершине холма услыхал свист пуль. До лесу было менее версты. Поймал стремена, лежа на шее коня, нашел концы повода, связал. Привстал в стременах, обернулся, показал в улыбке зубы.

Задыхаясь, Георгий Евгеньевич взбежал на холм. Вдали-вдали малозаметно двигалось белое пятно.

—Ах, хвастун! — восхитился Георгий Евгеньевич. — Коня получше успел выбрать. Белого!

—Ваше благородие, уйдет! — простонал подоспевший солдатик.

Офицер взял у солдата винтовку, достал патрон, подышал глубоко — успокаивался.

Пятно приближалось к лесу.

— Ваше благородие, стреляйте! — азартно прорычал солдатик.

— Становись! — офицер поставил солдата перед собой и положил на его плечо ствол винтовки. — Жаль Бедуина.

Солдат, стоя неподвижно все-таки старался отвести голову от винтовки. Георгий Евгеньевич

выстрелил.

—Как и следовало ожидать, промахнулся, — грустно констатировал офицер. Что ж, для очистки совести — вслепую.

Снова выстрелил и признался:

—Ушел.

У опушки опять просвистела пуля. Вот они, кусты, вот они, деревья...

Всадник скрылся в лесу. И здесь их достала вторая пуля. Через ляжку Спиридонова она вошла в коня, и конь засбоил, пошел боком и рухнул. Они лежали под сосной и тоскливо смотрели вверх. Потом Спиридонов выбрался из-под коня и попытался встать. Левая нога не держала. Хватаясь за сосну, он все-таки встал. Громадный конский глаз глядел на него.

—Погубил я тебя, браток! И добить тебя нечем. И уходить мне надо. Извини.

Сначала он пытался скакать на одной ноге. Затем нашел палку, ковылял. Потом полз, полз, полз.

Лес редел и спускался куда-то. Спиридонов выполз к реке. На берегу полежал ,отдыхая. Погодя снял хорошие свои штаны,

разорвал подштанники, перевязался. Опять устал. Отдышавшись, потрогал воду рукой.

— Холодная, зараза, — сказал он, бодря себя, вошел в воду и лег на нее. Течение взяло его и медленно понесло в ночи мимо лесов, полей и лугов России.

* *

По лесной тропинке шла и плакала милая барышня. Коротковолосая, в длинной юбке и кофточке с высоким воротником, в высоких же шнурованных ботиках не для глухого леса была барышня. А стояло утро.

— Барышня! позвали из кустов.

— Ой! сказала барышня.

Держась за неверные ветви кустарника и прыгая на одной ноге, на тропе появился Спиридонов.

— Ты куда? — строго по-деловому поинтересовался он.

— В Бызино.

— А откуда?

— Из Ольховки. А, собственно, почему я должна отчитываться перед вами? — опомнилась, наконец, барышня.

— Учительница, — догадался Спиридонов. — Звать тебя как буду?

На одной ноге, усталый и замордованный человек, от которого всегда можно убежать, стоял перед ней и командовал.

— Зачем вам это?

Он сменил руки — левой ухватился за кусты, а правую протянул ей:

— Яша.

Она задумчиво посмотрела на его руку, а затем деликатно пожала.

— Анна Ефимовна.

— Учительница! — обрадованно вспомнил он и спросил серьезно: — Ты за белых или за красных?

— Я учительница, — объяснительно напомнила она.

— Ну, а белые поблизости есть?

— У нас в Ольховке нет, а про Бызино не скажу — не знаю.

— Если поймают меня белые, застрелят к чертовой бабушке. Спрячь меня, Аня, а?

Ничего-то он не скрывал, стоял прямо, спокойно смотрел в глаза, просил по-человечески.

—Пойдемте, — сказала Анна и, повернув, пошла по тропинке в обратную сторону. Он запрыгал рядом на одной ноге.

—Обопритесь о мое плечо, - предложила она, и они пошли трудно и медленно.

— В Бызино-то что тебе надо было?