Победитель
Шрифт:
ПОБЕДИТЕЛЬ
А. Степанов ПОБЕДИТЕЛЬ
повесть
ПОБЕДИТЕЛЬ
Анатолий Яковлевич Степанов - известный писатель и киносценарист,
С А. Степанов. 1994:
С Оформление «Московский рабочий», 1994. С Оригинал-макет ТОО «Пролог», 1994.
Как во сне — беззвучно и медленно — явился взрыв. Всадника оторвало от стремян, подняло над конем, раскрутило и шмякнуло. Взметнулась тьма.
Разъезд не спешил. Впереди серой солдатни и гнедых лошадей шел, брезгливо и осторожно выбирая путь меж ям и воронок, белый конь под стройным высоким офицером. У той воронки офицер остановил коня.
—Красный Андрей Болконский! — догадался офицер и обернулся к своим поделиться сей новостью. Тут же подъехал предупредительный фельдфебель.
—Комиссар! — обрадовался фельдфебель. — Красиво лежит!
Он и, правда, лежал красиво: небольшой, аккуратный, в щегольской гимнастерке под двойной портупеей, в начищенных сапогах со шпорами, разбросал он руки по земле и слегка был засыпан землей.
— Действительно, не Болконский, а, действительно, комиссар, с сожалением согласился офицер. — Кстати, и я — не Бонапарт. Я — не Бонапарт, Сергеич?
—Никак нет, ваше благородие.
Комиссар внезапно открыл глаза, и конь под офицером нервно отпрянул. Офицер слегка похлопал коня по шее:
—Ты его не бойся. Он теперь нестрашный.
Комиссар бессмысленно и неподвижно глядел на офицера.
—Возьмите его, Сергеич.
***
Офицер мокрым полотенцем стер с лица остатки мыльной пены, налил в ладонь одеколона, резко провел рукой по щекам и шее, содрогнулся и сладострастно ахнул. В чистой просторной избе было зеркало — он с интересом и любовью осмотрел себя, а потом кулаком ударил в дощатую перегородку.
— Служба! Комиссар где?
Мягко ступая, проник в помещение фельдфебель.
— В баньке, Георгий Евгеньевич. При двоих часовых.
— Что так? — удивился Георгий Евгеньевич.
— Из старых служащих, многозначительно произнес Сергеевич и положил на стол сверток в свежей тряпице. Офицер не спеша, на четыре стороны раскинул тряпку и присвистнул. Среди бумажек и книжек лежали четыре креста на черно-желтых лентах.
— А точно его?
— Его, его, Георгий Евгеньевич. Кавалера сразу же видать.
— Ну что ж. Давай сюда кавалера.
Голова и шея у комиссара не двигались, а потому он противоестественно сильно повращал глазами — осмотрелся.
Порывшись в бумагах и книжечках, Георгий Евгеньевич почитал кое-что и сказал благодушно:
— Что имеете мне сообщить, Спиридонов... Яков Павлович? Комиссар помигал и сказал рвано и хрипло, удивляясь тому,
что не слышно и его голоса:
— Громче говори. Ни хрена не слышу.
Повторять криком полуернический вопрос было неприлично и поэтому Георгий Евгеньевич проорал бессмысленно:
— Кто такой?!
Спиридонов понял и усмехнулся.
— Ты про меня все в бумажках прочитал. Чего ж спрашиваешь? Фельдфебель стоял здесь же, у дверей, слышал все, и офицер
разозлился. И закричал уже по-настоящему:
— Часть? Потери? Куда отходите?
— Вот этого я тебе не скажу, — серьезно ответил Спиридонов.
— Не скажет, Георгий Евгеньевич, — деликатно встрял, в разговор фельдфебель. Офицер помолчал, подумал.
— Черт с ним. Мне не скажет — в контрразведке скажет.
— И в контрразведке не скажет, — с готовностью возразил Сергеевич.
— Ты-то чему радуешься? А не скажет им, так это их дело. Разговор был окончен, и офицер встал.
— Шлепнешь меня? — грустно поинтересовался Спиридонов.
— Я тебя шлепать нe буду, — раздельно и громко произнес офицер. А в контрразведке допросят и шлепнут — это уже как
положено.
— Страшно помирать? — ликующе спросил фельдфебель.
— А ты что, тоже готовишься, шкура? — незлобным вопросом ответил на вопрос Спиридонов.
— Не забыл казарму, служивый? — искренне обрадовался фельдфебель.
— Сергеич, будь добр, выйди на минутку. Мне с ним с глазу на глаз поговорить хочется.
—Так вы, Георгий Евгеньевич, кричать будете — я за перегородкой все равно услышу.
—Во дворе погуляй. Воздухом подыши.
С патриархальными отношениями было покончено. Фельдфебель понял это и вытянулся.
— Слушаю, ваше благородие.
Когда замолкли его шаги, офицер сел за стол и предложил Спиридонову.
— Садись.
Спиридонов долго устраивался на стуле так, чтобы меньше болели руки - ноги. Офицер один за одним бросал на стол георгиевские кресты.
—Полный бант. Твои?
—Чужие б нс таскал.
—Зачем они тебе? Ты же коммунист.
Вопрос насчет своей принадлежности к партии большевиков Спиридонов разъяснять не стал.
—А ты, я вижу, из студентов. Знаешь, что такое полный бант? Твой барбос... Спиридонов хотел кивнуть на перегородку, кивнул и привился от боли. — Твой барбос, надо полагать, уж второй десяток по казармам. И, на взгляд, не трус. Сколько у него георгиев-то?
— Два.
—Ну, один за то, что доносил во время. А один — за дело. Один! А в банте их четыре.