Победителей не судят
Шрифт:
— Как сегодняшний улов? — спросил Анфилогов, кивнув на стопку исписанной бумаги. — Разборки продолжаются?
— Набирают силу... Да вы садитесь, — Касьянин махнул рукой в сторону стула.
— Сяду, — Анфилогов придвинул стул поближе, на угол стола положил тощую свою папочку, на которую Касьянин всегда смотрел с легким содроганием, подозревая, что наполнена она сведениями о его непутевой жизни. Следователь положил руки на стол, сцепил пальцы и пристально взглянул на Касьяни-на. — Неважно выглядите.
— Ночь
— Представляю. Ну что сказать, Илья Николасвич... Я ознакомился со всеми протоколами, которые были составлены в эту ночь, видел снимки. Еще влажные, правда, их только сделали, но представление дают. Поговорил с людьми, побывал в морге, посмотрел на вашего приятеля Ухалова.
— И как он? — сам того не ожидая, Касьянин задал совершенно дурацкий вопрос.
— Лежит. И пока никуда не собирается.
— Простите, я что-то не то сказал...
— Бывает. Хочу задать один вопрос... Как вы себе объясняете все происшедшее?
— Бандитское нападение под покровом ночи...
— Цель?
— В таких случаях у нас принято стандартное объяснение... Немотивированное преступление.
— Чушь! — резко сказал Анфилогов. — Несколько часов на повороте дороги стояла машина, явно кого-то поджидая.
— Вы о ней уже знаете?
— Да, знаем. Но меня удивляет, что, оказывается, и вы о ней знаете?
— Один хороший человек рассказал.
— Кто?
— Да так... Случайный прохожий.
— Но вы можете его найти?
— Если уж очень прижмет.
— Прижмет, — заверил Анфилогов.
— Тогда найду.
— Так вот, что касается немотивированного преступления... Они дождались человека, который был нужен. Знали, что рано или поздно этот человек выйдет из дома на прогулку со светло-рыжим кокером, выведет своего любимца подышать воздухом. И в конце концов он его вывел. Но! — Анфилогов поднял длинный указательный палец.
— Это был не тот человек, — тихо произнес Касьянин.
— Да! О чем это говорит?
— Они не знали в лицо человека, который им был нужен... Они знали собаку.
— Правильно. Во всех трех домах, которые расположены рядом с пустырем, был только один светло-рыжий кокер-спаниель.
— И его звали Яшка.
— Как вы представляете дальнейшую свою жизнь?
— Понятия не имею. Скажите, а первое убийство, которое произошло на нашем пустыре... Оно уже раскрыто?
Анфилогов некоторое время сидел молча, и на лице его не было ничего, кроме бесконечного изумления. Следователь от растерянности склонил голову к одному плечу, к другому и наконец, справившись с растерянностью, усмехнулся:
— Ну вы даете, Илья Николасвич!
— Я сказал что-то не то?
— Да нет, все правильно... Первое убийство не раскрыто. Пока. Но у следствия
— У вас уже есть подозреваемый?
— Да.
— Но вы еще никого не задержали?
— Тянем, Илья Николасвич, тянем И сам не знаю, почему.
— Может быть, не стоит тянуть, а?
— Не надо, Илья Николасвич, дразнить меня. Или, скажем, поддразнивать. Не надо.
— Не буду, Иван Иванович... Извините, я очень устал. Не поверите — еле сижу. Я даже не вполне понимаю все, что сам же и говорю.
— Это чувствуется. И тем не менее вам надо собраться. — Анфилогов помолчал. — Эти ребята... Вы догадываетесь, о ком я говорю?
— Да.
— Они еще не обнаружили своей ошибки.
— А они ее обнаружат?
— Обязательно. Это грамотные ребята. Такой конфуз с ними случился впервые.
Подобные вещи юристы называют ошибкой в объекте. Хотели взять одного, а взяли совсем другого. Бумагу вместо денег. Стекляшки вместо драгоценностей. И так далее. Ошибка в объекте.
— А вы говорили, что они тупые? — вопросительно произнес Касьянин.
— Добавляя при этом, что они еще и злобные. А злобность — это еще и ум, вам не кажется?
— Да, в этом что-то есть.
— Злобность заставляет искать, преодолевать, стремиться. Злобность не позволяет успокаиваться, она толкает человека на новые и новые поступки.
— Как мне быть?
— Не знаю... У вас есть время, но совсем немного. Вам надо быть чрезвычайно осторожным. Сверхосторожным. При том, что мы оба прекрасно понимаем — никакая осторожность вас не спасет, если дело дойдет до...
— Догадываюсь.
— Уезжать надо, Илья Николасвич.
— Прямо-таки немедленно?
— Лучше до обеда, чем после.
— Но это невозможно... Семья, ребенок, квартира, работа, деньги... Да что говорить, вы и сами знаете.
— Я вас предупредил и дал единственно верный совет — уезжать немедленно.
— Спасибо.
— Надеюсь, мы еще увидимся. У вас есть мои телефоны. И рабочий, и домашний. Прижмет — звоните. Будут новости — звоните. Что бы с вами ни произошло — звоните. У меня с этими ребятами свои счеты. — Анфилогов встал, пожал Касьянину руку, подмигнул заговорщицки, усмехнулся, показав невероятные свои зубы, и, подхватив со стола папку, шагнул к двери. Обернувшись на пороге, он повторил в который раз:
— Звоните.
Уже после того, как дверь за следователем закрылась, перед глазами Касьянина все еще стояла его ослепительная улыбка, ровный ряд неестественно белых, острых зубов.