Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II
Шрифт:
Контакт был безупречен. Никогда ещё близнецы не испытывали такого необорного ощущения полноты жизни: как если бы всё прожитое до сих пор – лишь потому имело какое-то значение, что увенчалось сегодняшним днём. Но странным образом Оа Рцел чувствовал и глубокую печаль, недавно разлившуюся в душе сестры и гулко отдающуюся в сердцах её спутников. Небольшой экипаж межгалактического корабля представлял собой то, что древние люди, едва нащупывавшие пути к объяснению способностей Прямого луча, называли не очень афишируемым термином «эгрегорное сообщество». Такие группы людей, соединённых безотчётной симпатией, складывались (в прошлом – только стихийно) на основе биофизической совместимости полей, так же не зависящей
Экипаж звездолёта «Данте», тщательно подобранный биофизиками, уже стал сплочённым вдвойне, пройдя через испытания небывало опасной и дерзкой экспедиции.
Звельт Коре и Као Гохр, расположившиеся позади и чуть в стороне от группы поддержки, пришли в зал Дальней связи звездолёта, чтобы не пропустить редкую возможность увидеть сеанс. Внезапно Као Гохр ощутил резкую перемену в сидящем рядом товарище и мгновенно понял её причину.
– Тихо ты! – крепкая ладонь пилота сжала стальное шарообразное плечо Звельта. – Не импровизируй. Нам ещё звездолёт вести, – Као Гохр почувствовал, что астронавигатор вмешался в сеанс и от него пошла «подкачка» связисту. Но Звельт Коре только сделал успокаивающее движение рукой в сторону своего напарника, продолжая посылать внутреннюю энергию Линне оор. Его взгляд не мог оторваться от стройной молодой женщины, невыразимо прекрасной в этот миг небывалого подъёма, наивысшего взлёта душевных сил. Губы юноши вот-вот готовы были зашевелиться, в немой тоске беззвучно повторяя слова: «Я люблю вас, Линна!».
Линна оор начинала вторую часть сеанса. Брат звездолётчицы положил руки на биофизические датчики пульта: прецизионный раздел передачи поддаётся записи. Фигуры, схемы, геометрические тела (приводящие на память недавно прочитанный специально для него курс топологии), в различных цветовых сочетаниях и с разным ощущением плотности в разных точках, с головокружительной скоростью проносились перед мысленным взором Ирцельда. Было очевидно, что Линна передаёт новые, только что добытые экипажем «Данте» сведения о геометрии пространства в недрах квазара, сопоставляя их с аналогичными данными, полученными в отдалении от галактик или иных объектов ближнего и дальнего космоса. Изображения сменились формулами и рядами цифр: пошла наиболее тяжёлая для передающей стороны часть сеанса, длящаяся несколько секунд.
Наконец Линна закончила передачу, и Ирцельд, мгновенно это почувствовавший, дал мысленную команду главному переключателю пульта. Теперь электронный мозг Поста Дальней связи уже не станет снимать с ладоней связиста то, что он видит внутренним взором, а будет воспроизводить для него информацию, подлежащую передаче экипажу «Данте». Информацию, которую подготовила за семь недель группа специалистов по физике пространства, обработавшая результаты предыдущего сеанса Дальней связи. Но сейчас Оа Рцел принялся пересылать сестре ощущения и образы – снова зыбкие, снова не поддающиеся записи, – которые вызывала в своей душе стоявшая прямо перед ним Лэда Виль. Как только она закончила, ожил стереоэкран пульта. На нём возникали, сменяя друг друга, ряды цифр, формулы и геометрические изображения. Дальше пошёл текст. Для передачи по пси-связи нет ничего труднее слов, фраз и текстов, потому что языковая способность связана преимущественно с корой головного мозга (его правого полушария), а не с подкоркой. Оа Рцел справился и с этим: Цоль, Минда и Вит вовремя дали «подкачку».
Ирцельд готов был уже закончить сеанс Дальней связи, но не давала покоя глубокая и необъяснимая для него печаль сестры, долетевшая сюда, под гулкое небо Соноры, сквозь безмерные дали неведомых миров. Словно бы люди ставшего вдруг близким звездолёта узнали в ходе своей дерзкой и смелой экспедиции нечто такое, что мгновенно состарило их души, – но они оставят это в себе, сомкнув уста.
Ирцельд, не сходя с возвышения под невидимым силиколловым куполом, окинул взглядом далёкий горизонт Соноры и, словно в экстазе, протянул руки вперёд и вверх. Он посылал сестре то, что в древности у религиозных людей называлось благодатью. (По-разному звучавшие слова разных языков и наречий с безукоризненной и поразительной точностью сходились на одном, общем для всех, понятии.)
Радость жить, радость оттого, что существует невообразимо разнообразный в своих самых неожиданных проявлениях мир, радость быть молодым и сознавать себя сильным и прекрасным – щедро изливались в безмерно отдалённую точку Галактики под купол тесного звездолёта. Радость узнавать новое и видеть могучие горы, диковинные цветы и светлые реки далёких планет. Радость возвращаться с победой на родную Землю, заботливо обустроенную вдохновенным трудом сотен свободных и счастливых поколений, к её многолюдным городам и излюбленным пустынным уголкам отдыха. Радость быть среди людей, каждый из которых в любую минуту готов помочь. Радость быть нужным. Радость знать, что так будет и после тебя.
Ирцельд понимал, что жизнь подобна волне и за подъёмами наступают спады, но такого вдохновения, такого творчества Дальней связи он не испытывал никогда прежде. Его чувства передались его спутникам, и звездолётчики «Лоэнгрина» мысленно благодарили удивительную планету и в недолгие минуты Дальней связи, и во время разбора сразу же после сеанса, и чуть позже, когда несли на руках потерявшего сознание связиста в медицинский отсек, где ему предстояли долгие недели глубокого и спокойного сна.
Центр Галактики, значительно превосходивший размерами Солнце, видимое с Земли, ярко светил с переднего обзорного экрана, и разноцветные блёстки звёзд в противоположной стороне казались слабыми, заметно проигрывая в сравнении с хорошо знакомым каждому звездолётчику сверкающим великолепием огненной росы на чёрном бархате небес Солнечной системы и её окрестностей. Но зато через далёкий диск Центра Галактики широкой полосой протянулась двойная радуга: его излучение каким-то непонятным образом преобразовывалось, проходя через внутренний сегмент галактической спирали.
Весь экипаж «Данте» собрался в кают-компании за широким овальным столом. Отсутствовал только самый юный из участников экспедиции, Звельт Коре. Астронавигатор, несколько месяцев назад окончивший Шкоду Звёздного Флота, решил воспользоваться выходом корабля в неисследованный район, чтобы заняться составлением звёздных карт. Но и он должен был скоро подойти, передав роль вахтенного автоматическим приборам: «Данте» неподвижно висел в пустоте космоса, пока звездолётчики отдыхали после третьего прыжка и сеанса Дальней связи.
– Подумать только! – говорила Линна оор. – За эти месяцы мы узнали о природе пространства больше, чем было накоплено со времён первых ЗПЛ. До сих пор нам казалось, что должна существовать какая-то симметрия, какая-то аналогия между мирами Шакти и Тамаса. Кто бы мог подумать, – в голосе учёной звучала глубокая грусть, – что весь наблюдаемый мир, его галактики, звёзды и атомы – только лёгкая зыбь на поверхности Небытия…
– Линна, вы помните, что написал в своём манифесте и высоко ценил всю жизнь любимый вами древний поэт: «ясный и мужественный взгляд на жизнь». Его любимыми поэтами, как мы знаем, были великие тайноведы Шекспир и Данте, – произнёс пилот.