Победившие смерть
Шрифт:
Григорий подсел к столу.
— Значит, в гости приехали. — И, не дождавшись ответа, негромко добавил: — Слыхал, слыхал о том, как летят под откос поезда... Смело действуют партизаны. Немцы их боятся как огня.
От этих слов у Марфы Ильиничны потеплело на сердце. Значит, известно, чьими руками делается!
— И часто такое случается? — прикинулась она.
— Счет не веду, но досаждают.— Григорий сдвинул брови и понизил голос: — Их постепенно вылавливают — куда же им деваться?
— Но и жить безмолвно тоже не гоже... — Голос
Григорий уставился в окно. «Права Ильинична. И он бы за дело взялся, да кому об этом скажешь!..»
— Я и сам завидую таким смельчакам, — признался Обновленный. — У нас в городе тоже есть отчаюги, чуть не на спинах немцев листовки расклеивают! У них, видимо, целая организация! Друяшые...
Марфа Ильинична встала, сложила на груди руки:
— А ты, Гриша, мог бы помочь нашим людям?
Эти слова словно электрическим током ударили Обновленного. Собрался с мыслями, прошелся по комнате, заглянул в доброе, покрытое мелкими морщинами лицо гостьи.
— Конечно, но при условии...
— Спасибо, Григорий. Дай бог тебе здоровья, — растроганно промолвила Марфа Ильинична.
Задание, которое получил Обновленный, носило сугубо разведывательный характер: установить, большой ли в Луцке гарнизон, какие имеются в городе гитлеровские учреждения, узнать по возможности адреса главных фашистских предводителей.
За несколько дней Обновленный собрал нужные сведения, тщательно записал их на листке и передал Марфе Ильиничне, а та распорола воротник своего пальто и зашила туда драгоценную бумажку.
Ядзя Урбанович легко нашла Пашу Савельеву: адрес дали Медведеву еще осенью прибившиеся к отряду трое пленных. Спасенные Пашей ребята ничего не знали о принадлежности Паши к подпольной организации. Но уверяли командира, что эта девушка и ее подруги могут оказать партизанам немалую услугу.
Узнав, что Ядзя партизанка, Паша крепко обняла ее и долго смотрела, как на какое-то чудо.
— Когда я слышу о том, как партизаны расправляются с фашистами, мне кажется, что это необыкновенные люди! — сгорая от восторга, шептала Паша. — Не то что мы тут...
Паша, устроив Ядзе надежные документы, оставила ее у себя. А на следующий день встретила в парке Виктора и рассказала о ней. Измайлов так долго и подробно расспрашивал о Ядзе, что Паша вспылила:
— Ну чего ты! Мне не веришь? Нутром чувствую, что она своя. Ты бы увидел и тоже поверил...
— Видишь ли, Паша, — пе обращая внимания на вспышку Савельевой, спокойно продолжал Измайлов. — Мы почти все время будем ходить по острию ножа. Это так. Но мы не имеем права порезаться.
— Я согласна. Только же бывает, что сразу поверишь в человека и не ошибешься.
— Ты права, — кивнул Виктор. — Но! — он поднял палец. — Доверие и доверчивость — разные понятия.
— Да, ты прав. Нельзя, конечно, так сразу раскрываться перед незнакомыми, — согласилась Паша и виновато улыбнулась. — Ладно. Убедил. А что же делать? И упускать-то ее жалко. С партизанами-то связь надо устанавливать.
— Вот и начнем. Только не прямо в лоб... Передай пока ей адрес ветеринара.
— Баранчука? — удивилась Паша. — Разве и он с нами?
— Если и не с нами, то за нас. Он сам ходил в лес,
но партизаны его попросили пока остаться в городе, — мол, там ты нам пригодишься больше, пришлем связного. Но этот отряд перебрался на другое место. А Баранчук все ждет связного.
— Ну так, конечно, лучше, — согласилась Паша, = Тут и мы их проверим, не только они нас.
* * *
Получив ценную информацию, Марфа Ильинична и Ядзя отправились в обратный путь. На «маяке» их уже ждали партизаны Павел Банацкий, Семен Еленец, Зигмунд Котиевский и Ростислав.
Стоявший часовым у дома Ростислав первым увидел приближавшихся на подводе мать и Ядзю. Как только повозка поравнялась с ним, он, счастливый, бросился в объятия матери.
— Устали, мама?
— Ничего, сыночек, вам не легче. Что в отряде? Как наши?
— Все живы, здоровы, ждут вас. — Ростислав обратился к Ядзе: — Соскучилась?
— Очень. — Девушка сняла с каштановых волос косынку, стряхнула с нее пыль и легко спрыгнула с подводы.
Возница, он же хозяин конспиративной квартиры, распряг вспотевших лошадей, бросил им охапку сена и вошел в дом. Все вместе пообедали. А вечером партизаны попрощались с хлебосольными хозяевами.
Хутора и села обходили со всеми предосторожностями: по непроторенным дорожкам, через кустарники и заросшие болота. На вторые сутки добрались до села Гута-Степанская. Отсюда — по прямой дороге — до районного центра Степень оставалось всего двенадцать километров.
Над землей уже подымалось теплое весеннее утро, когда набрели на хутор, стоявший вдали от села. С северной стороны к нему клином примыкали вспаханные, еще не засеянные поля. Узенькая, чуть заметная дорожка вилась через поле. Облюбовав обнесенный низким забором домик, Павел Банацкий решил расположить в нем разведчиц на отдых.
Пожилой мужчина выглянул в окно. Увидев вооруженных людей, он не решился выйти из дому. Банацкий заметил его нерешительность и подошел ближе.
— Хотим поесть, за продукты заплатим. — В доказательство вынул из кармана немецкую десятку и потряс ею в воздухе. Тогда хозяин открыл дверь.
Маленькое тощее лицо Петра Авраамовича Загоруйко выражало скорбное недоумение, смешанное с глубокой тревогой. Он хорошо усвоил истину: недоглядишь оком — заплатишь боком. Поэтому несколько мгновений оставался неподвижным. Исподлобья смотрел на Банацкого, стараясь понять, кто он: красный партизан или бендеровец. Наконец пригласил хриплым голосом:
— Заходи!
Еленец остался с хозяином, а Банацкий пошел в лес за остальными. Кругом было безлюдно, дремлющий покой нарушался только шагами Павла. Неожиданно он заметил человека, притаившегося за стволом дерева.