Победный день
Шрифт:
– Не смей так думать! – прикрикнула девушка. – У тебя есть Гриша и я, а у меня есть вы, поэтому всё будет хорошо.
– Всё будет хорошо, – твердо произнёс мальчик. – Иначе быть не может!
Когда-то давно, в прошлой жизни, слушая рассказы о Блокаде, он даже не представлял себе, как оно было на самом деле. Намного страшнее оказалось это время, но и честнее. Возможно, не везде было так, но для Гришки военное время представлялось искренним, каким-то очень открытым, да и люди казались совсем другими. Кто-то озлился, кто-то устал, кто-то пытался отогреть близких, а кто-то, по слухам, озверел. Но вот «хозяев
В Ленинграде наступала весна; казалось, должно стать легче, проще жить, но… Впереди было ещё очень много дней и ночей до того самого дня, когда ставший почти родным за долгое время голос с радостью произнесёт: «Прорвано проклятое кольцо». Гриша знал, что этот день наступит.
***
Несмотря на весну, становилось только тяжелее. Люди по-прежнему падали на улицах, их вывозили… Но уже не было скользко и сделалось теплее, хотя ни Гриша, ни Маша тёплых вещей не снимали – холод, казалось, поселился где-то внутри. Он жил в них обоих, грызя саму душу. Но они продолжали работать, даже падая без сил у станка, потому что за это им давали хлеб, кормили в столовой, стараясь поддержать и хоть немного помочь. Дети получали шанс дожить до завтра.
Гриша иногда чувствовал внутреннюю усталость, желание опустить руки, но не позволял себе это сделать, ведь и Маше было тяжело. Мальчик тормошил свою девочку, и Маша оживала. Под бомбами они зачастую выходили за пределы города – поискать травы, хоть что-нибудь, что могло помочь витаминами, разнообразить отсутствующее меню. Казалось, весной стало ещё страшнее, чем зимой, но это, конечно же, только казалось.
Усевшаяся на скамейку Надя просто не могла подняться. У девушки не осталось, как она думала, совсем никаких сил. Она бы так и осталась сидеть, как многие до и после неё, но непорядок заметил Гриша, сразу же подбежавший к Наде, а за ним поспешила и Маша, ведь порознь младших вообще уже было не встретить.
– Не могу больше, – вздохнула Надежда. – Просто сил нет…
– Ты должна, – Маша тянула девушку. – Гриша, помоги! – вдвоём они поставили Надю на ноги, принявшись тормошить, отчего та вскоре прогнала своё настроение. Хотя апатия, на самом деле, никуда не делась, будто бы затаившись где-то внутри…
– Гриша, пойдём за водой? – дети были очень истощены, поэтому Маша не могла сама, да и не ходила она никуда одна.
– Пойдём, родная, – мальчик и не заметил, как у него выскочило это слово.
Но девочка в ответ просто коротко прижалась к Грише. Если бы могла, она бы улыбнулась сейчас, только вот улыбки куда-то делись, как и почти все эмоции. Осталось только чувство голода и Гриша, который необыкновенно быстро стал самым близким на свете человеком.
Иногда в сны приходила мама Зина, подбадривая и поддерживая своих детей, снова и снова находивших в себе силы жить. Даже после смерти мама была с ними.
Глава шестая
Весна тянулась чуть ли не медленнее, чем зима, но спешить детям было некуда. Надежда уже очень хорошо понимала, что не пережила бы зимы, если бы у неё не было этих
– Школы открылись, – мастер задумчиво посмотрел на Надежду. – Надо бы твоих туда…
– Кинотеатры тоже открылись, да сил почти нет, – вздохнула девушка. – Но Маша с Гришей ведь работают… Хорошо же работают?
– Ладно, потеряем направление, – согласился сильно сдавший мужчина. – Может, и выживут…
– Спасибо! – Надя не могла улыбаться: пережитое зимой по-прежнему давило на неё, а уж болезнь девочки, чуть не ставшая катастрофой для них всех… Смог бы Гришка пережить потерю Машки?
Вечером девушка рассказала детям о разговоре с мастером, заставив и Машу, и Гришу удивиться, но оба приняли реальность как факт, не стараясь что-то изменить. Ведь если бы их отправили в школу, то отменились бы рабочие карточки… А столовая очень много делала для того, чтобы Самойловы смогли выжить.
– Вы у меня молодцы, – Надя вздохнула, в задумчивости поглаживая своих младших, сидевших рядышком, по головам. – Не представляю… вы в свои тринадцать стоите смены и выгоняете норму за нормой…
– Не надо об этом думать, – произнёс мальчик. – А то будет, как с сороконожкой…
– Когда у неё спросили, как она умудряется передвигать ноги? – тихо спросила Маша.
– Ну да… – кивнул Гриша. – Работаем и работаем, какая разница, как это получается?
– Тоже верно, – кивнула Надежда. – Завтра мы идём в кино, нам билеты выдали в заводоуправлении.
– Кино так кино, – согласилась Маша. – Я не против.
Надя заметила, что жизнь будто бы проходила мимо, ведь они втроём замкнулись на простом цикле: работа-сон-столовая. И всё… Зачастую даже не уходя домой, оставаясь в цеху. С трудом до них могла достучаться Берггольц, почти не воспринимались уже и сводки. Это, безусловно, заметили и старшие товарищи, практически принудительно послав всех троих в кинотеатр.
Хорошей новостью стали трамваи. До сих пор, практически живя на заводе, Самойловы даже не заметили, что теперь домой можно доехать. В этот день их ждало кино… В очередной раз кинотеатр принимал семью. И фильм, полный песен и уверенности в победе, оказался чем-то очень важным. Смутно знакомые песни проникали словно в самую душу, заставляя встряхнуться.
– Иди, любимый мой, родной… – тихо напевала Маша по дороге домой, обнимая Гришу.
– Всё будет хорошо, родная, – вздохнул Гриша.
– Скажи, ты помнишь… – девочка взглянула в глаза мальчика. – Когда?
– Прорыв в январе следующего года, – ответил Гриша, решив не говорить о полном снятии Блокады, – всё-таки оставалось полтора года, а их ещё надо было прожить.
Этот сеанс сделал очень хорошее дело – он принёс немного тепла в души тех, кого потом, через года, назовут «Блокадниками». Маша, вставая к станку, напевала песню, да и Гриша нет-нет, но тоже пел во время работы. И хотя сил почти не было, он пел. В цеху появлялись улыбки – робкие, натужные, но они яркими огоньками сверкали среди серой обыденности жизни.