Победный день
Шрифт:
– Молодец, детка, – кивнула женщина, а потом обратилась к гостям. – Ну-ка, проходите, вечерять будем.
– Спасибо… – прошептала Маша, не представлявшая себе подобного. Ведь они же были этим людям никем! Совсем никем!
– Как зовут тебя, дочка? – спросила женщина Машу, и вот тут, несмотря на отмиравшие эмоции, на то, что девочка уже ничего не чувствовала, она заплакала, что Зинаиде сказало всё.
– Она Маша, а я Гриша, – глухо произнёс мальчик. – У нас ничего нет, кроме карточек. И никого…
– У вас теперь мы будем, – губы дрогнули в попытке улыбнуться. – Меня зовут Зинаидой, ну, или тётя Зина, а это Наденька, дочка моя. Вам лет-то сколько?
– Тринадцать… – обречённо ответила Маша. Тут случилось совершенно невозможное в понимании девочки – её погладили. Сухая морщинистая рука коснулась Машиной головы, и девочка потянулась за ней всем своим существом.
– Ох… Надя, завтра зайдём в жилконтору поутру, у тебя смена когда? – спросила тётя Зина.
– После обеда, мама, – ответила Надежда. – Предлагаешь их на завод? Но они же необученные?
– Я на токарном станке умею, – припомнила счастливое детство Маша. – У меня папа рабочий! Был…
– Понятно всё с вами… – вздохнула женщина. Оставлять детей одних у неё просто не поднялась рука. Возможно, она вспомнила себя в семнадцатом, возможно, по другой причине, но факт оставался фактом.
И вот тут Гриша молча выложил на стол карточки. Иждивенческие карточки никак не могли прокормить двоих, отчего Зинаида поняла, что дети были обречены, если бы не её дочь. В тарелке репродуктора бился голос Ольги Берггольц, когда ставшая больше семья укладывалась спать. Надя, подумав, забрала «младших», как она сразу же начала называть своих найдёнышей, к себе в кровать.
Самойловы не разговаривали – все устали, кроме того, поспать всё-таки нужно было.
– Гриша… Почему они так с нами? – совсем шёпотом спросила Маша, когда Надя провалилась в сон.
– Наверное, потому что они люди, – вздохнул мальчик. – Я помню, рассказывали, что были разные люди, и даже те, которые ели детей, но нам повезло.
– Повезло, – согласилась девочка, прижимаясь к нему. – Мы здесь навсегда?
– Лучше здесь, чем у нас там… – признался Гриша. – Давай-ка спать.
Утро началось с суеты – Гриша с Машей пошли за кипятком, что было принято благосклонно, а тётя Зина с Надей – за хлебом. Нужно было позавтракать и согреться, а затем уже можно и двигать по делам. Очереди стояли везде – и за кипятком, и за хлебом, и просто за водой, которую черпали прямо из-подо льда. Вернувшись обратно, обновлённая семья расселась за столом.
– Машу и Гришу я запишу нашими племянниками, у которых всех убило, – сообщила тётя Зина. – Вы теперь Самойловы, запомните, пожалуйста.
– Хорошо, – кивнул Гриша, потому что Маша была занята – она ела.
– Надя, – продолжила женщина. – Пойдём вместе, я зайду в заводоуправление, но у меня смена, а ты отведёшь их.
– Да, мама, – кивнула Надежда, твёрдо знавшая, что маме виднее.
После быстрого завтрака вся семья двинулась прочь из квартиры. Сначала надо было зарегистрировать Гришу и Машу, уже готовившихся к неприятным вопросам, но какой-то мужчина в военной форме и без одной руки взглянул на явно напуганных детей и молча записал Григория и Марию Самойловых, пятнадцати лет, в какую-то большую книгу. Маша и Гриша молчали, согласно кивая. Они считали, что взявшие их к себе люди понимают, как лучше.
***
– Вот, Алексей Савич, племяшек привела, – сообщила тётя Зина какому-то мужчине, молча кивнувшему куда-то в сторону.
Их ни о чём не спрашивали, просто направили в сторону здания из красного кирпича, где, по-видимому, и находилось заводоуправление. Маша с интересом оглядывалась, рассматривая коридоры и двери. В одну из них и завели детей. За высокими двойными дверями обнаружился большой кабинет с портретами на стенах, в котором находился стол, расположенный буквой «Т». Усталый невыспавшийся мужчина, сидевший над бумагами, поднял воспалённые глаза на гостей, внимательно их разглядывая.
Гриша понял, что этого самого главного здесь начальника надо убедить. Мальчик припомнил всё, о чем говорили на экскурсиях и в фильмах, собрался с духом и заговорил. Маша немного ошарашенно внимала ему, а Надя улыбнулась бы, если могла. Гриша убеждённо говорил правильные, нужные слова, отчего лицо внимательно слушавшего их директора завода разглаживалось.
– Ты прав, – сосредоточенно кивнул начальник. – Говоришь, девочка знает токарный станок? Очень хорошо! – он о чём-то подумал и обратился к Надежде. – У вас в цеху умерло пятеро, поэтому берёшь к себе учениками. Скажешь Санычу, я разрешил.
– Спасибо! – явно обрадовалась Надя, хотя по ней это сказать было невозможно – улыбка промелькнула только в глазах. – Пойдёмте, – и она вывела юное поколение из кабинета.
Так началась их новая жизнь. Очень быстро оформившись и сдав карточки на замену, Гриша и Маша попали в цех, сразу же перезнакомившись со всеми, кто работал на смене. Надя начала показывать Грише, а Маша узнала станок, казалось, за полсотни лет совсем не изменившийся. Наде такое везение казалось странным, но спорить ни с кем она, конечно же, не стала.
Для тринадцатилетних длинные смены были непростыми, но Гриша и Маша понимали – чтобы жить, надо работать. Рабочая карточка давала в два раза больше хлеба, да ещё и в столовой что-то перепадало… В общем, несмотря на очень тяжёлое время, жить можно.
Труднее всего было девочке, потому что Гриша принимал всё так, как есть, не задумываясь. Надо точить болванки снарядов – он работал, надо делать что-то ещё – он делал. Не сомневаясь, помогая Машке, да и Наде, мальчик будто просто не планировал дальше, чем на сутки. Дату прорыва Блокады он помнил, осознавая, что до тех пор ещё очень далеко.
– Брак допускать нельзя, – сообщил новеньким мастер. – От ваших снарядов зависит многое, поэтому нужно быть внимательными, иначе накажут.
Услышавшая о наказании Маша задрожала, припомнив «надзирательницу» и её методы. Повторять здесь подобное ей очень не хотелось. Но тётя Зина будто почувствовала: остановив работу, она подошла к детям, чтобы успокоить девочку и поддержать уже готового, казалось, на что угодно мальчика.
– Не пугай ты их, Саныч, – попросила женщина. – У них всю семью, похоже, на их глазах…