Победный день
Шрифт:
– Как ты? Болит что? Поранилась? – начал расспрашивать Гриша, но Маша была уже просто в истерике. Тогда мальчик сделал то, что делали родители других детей в школе – неловко обнял девочку, от этого вроде бы начавшую успокаиваться.
– Мы чуть не сдохли… мама… никто не любит… как будто… – прорывающиеся сквозь рыдания слова Гриша не очень понимал, но продолжал обнимать Машу. Только сейчас Гриша почувствовал, что вокруг холодно, просто жуть как холодно. То есть совершенно не по-июльски – хотя в Питере погода была капризной, но не настолько же!
– Вставай, надо двигаться, чтобы
– Да кому я нужна! – воскликнула Маша, уставшая от всего, что произошло, но мальчик просто тащил её за собой, заставляя вылезать из ямы, а потом куда-то идти.
Это Гриша знал очень хорошо – если заболеть, то сбежать не сумеешь. Попадаться им нельзя, Машка права – никого интересовать, что они не сбежали, не будет. Почему-то мальчик и не подумал об оставшихся в автобусе. Ему было просто всё равно.
Рассмотрев дым на горизонте, Гриша потащил девочку за собой почти волоком. Вскоре они прошли мимо разрушенных домов… дело действительно пахло войной, как в старых фильмах, которые показывали ещё когда Союз существовал. Мальчик сам не понимал, куда они идут, но не останавливался. Ему казалось, что если остановиться, то дальше идти будет невозможно. Город был Гриша незнаком и чем-то знаком одновременно. Редкие прохожие косились на них обоих, но не подходили. В своих детдомовских куртках грязно-серого цвета они почти ничем не отличались от окружающих.
Внезапно сверху и вокруг что-то завыло, люди куда-то побежали. Гриша решил бежать за ними: возможно, прохожие знают лучше? На улице всё выло, заунывно, страшно… Послышался громкий голос, спокойно проговаривавший какую-то фразу, но мальчик её сначала не понял, а вот потом внутри него всё похолодело.
– Граждане, воздушная тревога! – громкий голос пугал страшнее сирены.
Люди бежали, видимо, чтобы спрятаться, поэтому Гриша с Машей на прицепе побежал за ними что было мочи. Девочка на окружающую действительность не реагировала, так её шокировало увиденное. Сирены всё выли, люди бежали. Домчав до большой белой надписи «Бомбоубежище», мальчик понял – им туда. Нельзя сказать, что он что-то вынес из фильмов, виденных в детстве, ведь происходившее вокруг, с его точки зрения, представлялось совершенно невозможным.
За недлинной лестницей открылось просторное помещение, заполненное мужчинами и женщинами и больше всего напоминавшее подвал. По сравнению с улицей здесь было тепло, поэтому Гриша забрался с девочкой в самый тёмный уголок, помогая ей устроиться поудобнее. Совершенно шокированная Маша совсем не реагировала на внешние раздражители, а это было опасно. В голове мальчика смешались старые фильмы, рассказы о военном времени и о том, что тогда делали с людьми, «легенды» постсоветских лет, отчего ему стало просто страшно.
– Маша, – шёпотом на ухо девочке проговорил мальчик. – Нужно молчать, что бы ни случилось, потому что здесь могут плохо к нам отнестись, а перед взрослыми мы беззащитны. Очень похоже, что началась война, а менты в войну, кажется, и расстрелять могли.
– Наши-то точно, – вздохнула Маша, в добрых милиционеров не верившая. Раньше они были добрыми, а теперь все
– Тогда давай договоримся о сигналах, – произнёс Гриша, предложив сразу же свои, подсмотренные в школе у других мальчишек, игравших в войну. С детдомовцами-то никто играть не хотел, их, скорее, опасались.
Наверху что-то громко бухало, с потолка сыпалась пыль, двое детей никому интересны не были. Одежда их уже стала пропыленной и грязной, потому что в процессе и Маша, и Гриша пару раз падали в грязь, на что школьная форма, в которую их обрядили для экскурсии, рассчитана не была. Да и не так сильно она изменилась, впрочем, этого молодые люди ещё не знали.
– Согласна, – кивнула девочка, повторив сигналы, дабы убедиться, что запомнила их. Сложного ничего здесь нет, а жить хотелось, потому что… Что с ней может сделать мужчина, девочке уже объяснили, и если на Гришку она была в целом согласна, раз выхода всё равно нет, то на кого-то другого – нет.
– С едой у нас грустно, – произнёс Гришка, доставая из кармана заначенный хлеб. – Хочешь конфету?
– Ты же для младших… – не поняла Машка.
– Если уже война, то до младших мы не доберёмся, – объяснил мальчик, протягивая конфету, принятую с благодарностью. Ломаться девочка не стала, а вот хлеб не взяла.
– Не сейчас, – произнесла Маша, понимая, что это их единственная еда. – Когда совсем невмоготу станет, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Гриша, осторожно погладив её, что было воспринято благосклонно. – Ты отдохни, я посторожу.
Насколько получилось, удобно расположив куртки, он уложил Машу, и через минуту утомлённая девочка уже сладко спала. Когда дали отбой, расходившиеся люди детей не заметили, потому никто Машку не побеспокоил. Её разбудил холод. Открыв глаза, девочка некоторое время с непониманием во взгляде смотрела на Гришу. Мальчик встряхнулся, помогая Маше встать и одеться. Холодно, конечно, жутко, по его ощущениям, но не так, как зимой.
– Надо найти место, где мы сможем заночевать, – объяснил Гриша, не давая девочке останавливаться. Он хорошо помнил, что движение согревает. – Где будет хоть немного теплее, чем на улице, понимаешь?
– Х-хорошо, – согласилась совершенно растерявшаяся Маша, следуя за лидером.
Там, где Гриша, казалось, не задумывался, девочка чувствовала подступающую истерику, потому что не представляла себе, что делать дальше, но, кажется, это понимал мальчик. Расставаться с ним Маша ни за что не хотела, даже если он и возьмёт свою плату, хотя ей почему-то не верилось. Девочке вдруг показалось, что Гриша – как рыцарь из сказок и не будет ничего с ней насильно делать.
Этот дом чем-то привлек внимание Гриши, уже очень уставшего, потому что шли они к тому времени больше часа. Почему-то прохожие не обращали внимания на детей, а мальчик, увидев приоткрытую дверь, юркнул туда, утаскивая с собой и Машу. Поднявшись на второй или третий даже этаж, он заметил приоткрытую дверь в одну из квартир. Молниеносно приняв решение, Гриша завёл Машу внутрь. Замок звонко щёлкнул за спиной, давая ощущение какой-то безопасности.