Побег аферистки
Шрифт:
— Татьяна хороший человек, спокойная, порядочная, — сказала Оксана, Сашкина жена, ударяя себя сорванной вероникой по щеке, и принюхиваясь к ее приятному запаху. — Намучились оба. Пусть живут с Богом.
К ним подошла Дарка Гнедая.
— Это кто у нас здесь спокойный? — спросила она, услышав звон.
— Про Татьяну Оксана сказала, — доложила ей тетка Настя Сопильнячка. — Ты куда идешь на ночь-то?
— К вам по воду, — махнула рукой Дарка. — Мой надумал голову мыть, прошлогодние семена подсолнечника провеивал, запылился.
— А что так? — для порядка спросила
— Надо свежего масла сбить на лето. А о Татьяне зря вы так. Она девушка битая.
— Так в том-то и дело, что битая, — встряла до тех пор молчаливая тетка Флора, почтальонка. — После аварии как подменили ее.
— А что такое? — тетка Настя учуяла настоящие новости и пододвинулась ближе. — А?
— Не успела на работу выйти, а уже пошла в сельсовет и заявила, чтобы искали хоть на полставки библиотекаршу в сельскую библиотеку. Она, дескать, поможет организовать там это дело. И в больницу ходила.
— Конечно, она же по сей день на больничном, — зевнула Оксана.
— Нет, — уточнила Дарка. — Она отпуск за свой счет до конца лета оформила.
— Ага, — продолжала тетка Флора. — Так вот она зашла к главному врачу и говорит, что вот у вас здесь размещается приют для престарелых, а вы о нем не заботитесь, не поставляете туда книги, свежую печать. Ну, сначала она, конечно, у меня спросила, выписывают ли туда газеты и журналы, а тогда вот и пошла с предложением. Проворная!
А сама Татьяна тем временем плескалась в душевой, недоумевая, как Григорию удалось ее устроить в доме, где нет водопровода.
— Как ты воду в бачок заливаешь? — спросила она, выйдя оттуда и на ходу застегивая пуговицы на домашнем халате. — Не страшно, если я халат надену? Устала за двое суток дороги в зашнурованных одежках находиться.
— Как? — засмеялся Григорий, который в это время выставлял на стол приготовленные с вечера блюда. — Помнишь фразу из фильма «Свадьба в Малиновке»: «Зубками ее, зубками»? Так и я могу ответить про воду: «Ручками ее и ножками».
— Давай теперь я возьмусь, — подошла к нему Татьяна и перехватила работу. — Ручками и ножками? Какой ты молодец! У тебя есть микроволновая печь? Я там жаренные грибы разогрею. А где скатерка?
Григорий носился по дому, доставал то скатерку, то салфетки, то одинаковые тарелки, показывал, где у него стоит посуда для микроволновой печи.
— Бутылки даже не выставляй, — предупредила его Татьяна. — Мне нельзя, а еще я ненавижу пьющих мужиков.
— А совсем чуточку?
— Ты же, кажется мне, не пьешь, — повернулась к нему Татьяна. — Зачем спрашиваешь?
— На всякий случай.
— И совсем чуточку ненавижу. Вообще не люблю, когда люди вводят себя в состояние измененного сознания.
— Ой, расшифруй!
— Какой чудной! Что здесь непонятного? Табак, алкоголь, наркотики, определенные виды лекарств влияют на человека так, что он делается другим, не самим собой. Он начинает по-иному реагировать на окружение, по-иному оценивать мир, иначе говоря, его сознание становится другим, измененным. Это уже не тот человек, который был сначала, а другой, с которым я, например, не знакомилась и не планировала знакомиться
— Для меня это не проблема, просто поинтересовался, — Григорий сказал правду, но все равно немного поджал хвост, как ученик при учительнице.
А потом они наслаждались едой, хвалили местные продукты, обсуждали кулинарные рецепты, смотрели телевизионные передачи, перебрасываясь впечатлениями от них. Вперемежку с теми репликами говорили о погоде, хорошем лете, только начинающемся, к счастью. О работе и домашнем хозяйстве Григорий, не желая наводить на гостью скуку, вспоминать не хотел, поэтому еще поделился планами на отдых.
— Я заказал две путевки на море. Поедем?
— Уже заказал? — с не очень одобрительным удивлением переспросила Татьяна. — Для нас?
— Ну да. Но это, собственно, никого ни к чему не обязывает. Как когда-то говорили, я просто узнал про эти путевки. Так поедем?
— А, — в голосе девушки зазвенел металл. — Осмотрительно, это правильно, — сказала она, полностью игнорируя его последний вопрос.
Григорий немного приупал духом. Вдруг исчезли темы для разговора, неинтересными показались передачи, неприятно запахли выставленные блюда и показалось неуместным кофе, натертый им на ручной кофемолке. Кофе? На ночь? Перед сном? Кто так делает? Погрузившись в свои мысли, он, не останавливаясь, раз и второй раз пересек комнату широкими шагами. Искал и не мог найти повод избавиться от неприятного осадка, появившегося при упоминании об отпуске, презирал себя за слабость, за то, что эта девушка — такая, оказывается, сильная и самостоятельная — давно выделила его среди других, а он того не достоин. В конце концов он остановился, стараясь точнее сформулировать свою мысль, — ведь то, что он хотел сказать Татьяне, было жизненно важным для них обоих. «Получил пощечину, — продолжал насмехаться над собой. — Иногда такое сотрясение помогает временно рассеять хроническую глупость и враз поумнеть».
Уже и Татьяна поняла, что резковато поступила, и тоже не знала, как исправить положение. Правда, она не очень этим огорчалась.
И вот незаметно для обоих Григорий заговорил о своем одиночестве, о смерти родителей, о пустоте своего внутреннего мира, о том, как тяжело ему выйти со своей скорлупы, о неуверенности в себе, своей нерешительности, своих ошибках, сомнениях и апатии…
— Я хочу никогда с тобой не расставаться, всегда быть вместе. Не знаю, как об этом сказать, — бубнил он. — Боюсь показаться смешным, но лучшие слова еще не придуманы: я люблю тебя и прошу твоей руки. Выходи за меня замуж.
Татьяна озабоченно наморщила лоб: Григорий готовился к такому разговору или он вызван ее норовистостью? Хорошо, разберемся. И она облегченно засмеялась.
— Чем же ты нерешительный? Наговариваешь на себя! Ты нормальный парень. Не скажу, что твои слова оказались неожиданными для меня. Но я должна подумать. Давай, знаешь что? Давай посмотрим твой домашний фотоальбом, я хочу увидеть тебя маленьким, посмотреть, которыми были твои родители.
Григорий подошел к книжному шкафу и из нижней ее тумбы достал альбом довольно большого формата.