Побег аристократа. Постоялец
Шрифт:
— Я вам не мешаю?
И устремила на сестру откровенно изобличающий взгляд.
— Ты спятила? — огрызнулась та.
— Когда снова привезешь мне чулки, позаботься, чтобы они не были наполовину из хлопка! Обещаешь? А вам, мсье Эли, лучше бы пойти полежать.
Но Эли не ушел. Нарочно остался, назло. Это можно было угадать по его заострившемуся лицу и вызывающей манере держаться.
— Позавтракаешь с нами, Сильви?
— Это вряд ли.
— Тогда зачем было приезжать? Мсье Эли, если хотите
— А ты все такая же невоспитанная, — вздохнула Сильви.
— Чего ты хочешь? Я же не ношу чулки из настоящего шелка, как некоторые!
И воцарилось молчание. Суп опять закипел, в воздухе распространялся пар.
— Послушай, мне надо знать, останешься ты или нет. Ведь если да, я сбегаю за бифштексом.
— Не беспокойся.
Взгляд Антуанетты вдруг будто зацепился за супницу, стоявшую на буфете. Девчонка шагнула к ней, стрельнув глазами на сестру. Она заметила, что из-под крышки выглядывает уголок синей бумаги. Приподняла крышку, пошарила среди бумаг, обнаружила тысячефранковую купюру на месте и, казалось, успокоилась.
— Что это тебе вздумалось?
— Ничего. Такой вопрос надо бы задать не мне, а тебе. По-моему, это довольно странно — приехать из Брюсселя, только чтобы провести несколько минут на кухне, пахнущей гороховой похлебкой.
Сильви встала, пожав плечами, и бросила Эли:
— Дайте мне сигарету.
Сестра не сводила с нее глаз:
— Надо оставить вас вдвоем, не так ли?
— Ты ей что-то выболтал? — прошипела Сильви, когда убедилась, что девушка отошла достаточно далеко.
— Я?! Да никогда в жизни!
— Все равно, повторяю: я хочу, чтобы ты уехал. Понятно?
И, поскольку кто-то вошел, стремительно отскочила от него. В дверях появился одетый с иголочки господин Домб. Он щелкнул каблуками, галантно приложился к протянутой руке:
— Если бы знал, что здесь красивая дама, никогда не позволил бы себе ввалиться так бесцеремонно!
Он любил длинные фразы, тем паче что на женщин они производили впечатление.
— Полагаю, вы провели великолепную и оздоровительную ночь? — обратился он к Нажеару.
Даже не заметив нахмуренных физиономий этих двоих, он, вернувшийся с занятий, протянул свои белые ухоженные руки над теплой печкой и стал удовлетворенно потирать их.
— Уже вторично мне выпадают радость и наслаждение видеть вас, мадемуазель, и я не далее как вчера говорил госпоже вашей матушке…
— Вот и мне необходимо поговорить с госпожой моей матушкой! — отрубила Сильви и вышла из кухни.
Господин Домб всполошился:
— Да что с ней такое? Что я плохого сказал?
Окутанный дымным облаком от своей сигареты, нежась в жарком уюте кухни, Эли даже не услышал
— Так и быть! Раз ты уже заскучала, поезжай, дочка, — раздался из коридора голос мадам Барон. — У нас ведь даже цыпленка нет, тебя и угостить нечем.
Каблуки Сильви звонко застучали по плиточному полу коридора. Она вошла на кухню, глазами поискала свою сумочку и резким движением схватила ее.
— Вы уезжаете? — удивился господин Домб, который уже примеривался снова поцеловать ей руку.
Не ответив ему, она вышла, бросив напоследок угрожающий взгляд на Эли. Еще минута, и дверь, ведущая на улицу, громко захлопнулась за ней.
— Это очень, очень хорошенькая девушка, — повторял поляк. — Не знаю, заметили ли вы…
Эли в свой черед вышел из кухни и направился к себе в комнату. Антуанетта стояла на коленях перед маленькой круглой печуркой и ждала, когда дрова достаточно разгорятся, чтобы можно было подбросить угля.
Широкое венецианское окно выходило на улицу. Тротуары, почти совсем обсохнув, приобрели холодный серый цвет, но проезжую часть улицы в любое время года покрывала угольно-черная грязь, от мороза она подернулась тоненькой пленкой льда.
На трамвайной остановке напротив бакалейного магазина Сильви не было. Вероятно, она, подгоняемая яростью, зашагала к городу пешком. Откуда-то слева слышался шум, потом крики, быстрый топот, и наконец он увидел стайку бегущих детей. Это закончились занятия в школе. Часы показывали половину двенадцатого.
— Кстати, — заговорил Нажеар, — у меня к вам просьба…
Он не договорил, ожидая ободряющего знака Антуанетты, все еще коленопреклоненной.
— Ну? — поторопила она раздраженно.
— Я еще недостаточно выздоровел, чтобы выходить из дому. Если бы вы были так добры сходить за моим багажом…
— Вот еще! У вас и вправду есть багаж?
У него почва ушла из-под ног, и он, снова уставившись за окно, пролепетал:
— Я не знал, найду ли комнату, вот и оставил свои вещи в «Кафе у вокзала»…
— А почему бы не попросить Сильви принести их вам, раз уж вы с ней спите? И нечего делать такое лицо! Маме вы можете морочить голову сколько угодно, она всему поверит, но меня вам не провести…
Она осеклась: кусок угля со стуком покатился с совка в печь. Кончив возиться с углем, она оглянулась на Нажеара, но он, прячась от ее глаз, упрямо отворачивался.
— Чего она добивалась, моя сестрица? Признайтесь, она взбесилась из-за банковых билетов!
Девушка выглянула за дверь, проверяя, нет ли кого поблизости. Комната была уже приведена в порядок, кровать застелена, и тепло волнами поднималось от печки. Пламя гудело, разгоревшись разом, чуть только его зажгли. Красноватый пепел хлопьями оседал в выдвинутом ящике шкафа.