Побег из сказки
Шрифт:
– Твоя кожа прекрасна, как лепестки свежей розы,– мечтательно закатив глаза, признавался наследник, гарцуя на вороном жеребце, найденном Глашей вместе с другими конями заговорщиков у того самого ручья. А вот одежду Варис подобрал себе сам, сняв с одного из оборотней, так что по возращении на полянку она застала прекрасного юношу уже в пристойном виде.
– Розы! – в негодовании фыркал Оливье.– Все розы мира меркнут в сравнении с красотой Гликерии. Уж если с чем и сравнивать ее нежные щечки с цветущим румянцем, так это с плодами персика.
– Персики – кислятина,– парировал оборотень.– А дыхание Гликерии сладкое и легкое, как вкус спелой земляники.
– Земляника – дикая ягода, которой кормятся звери и бродяги, а Глаша – редкое растение, требующее непрестанной заботы и нежнейшего ухода. Уж если и сравнивать ее с ягодой, то она, вне всяких сомнений, малина! – настаивал жених Клариссы.
– Малина тоже бывает дикой,– возражал Варис.– Иногда
– Тебе виднее,– усмехнулся маркиз.– Но я говорю о той малине, которая растет в королевских садах и купается в солнце, а не произрастает в темных чащобах.
– Мальчики, не ссорьтесь,– привычно повторила Глаша, устало покачиваясь в седле на верном Слоне и скользя взглядом по поверхности реки Ледянки, вдоль которой они ехали уже который час. Первый час дороги она наслаждалась поэтичными комплиментами и трогательными попытками «мальчиков» завоевать ее расположение. Во второй стала горячо сочувствовать всем роковым красавицам и секс-бомбам, вынужденным выслушивать подобный бред изо дня в день. А к концу третьего, в начале которого ее пылкие кавалеры вздумали упражняться в сочинении сонетов, была готова придушить обоих. Если бы у нее с собой оказался антиэликсир, который бы мгновенно нейтрализовал действие приворотного зелья и отвратил от нее всех мужчин в радиусе километра, а лучше даже десяти, она бы с радостью им опрыскалась с головы до ног. И еще лизнула для верности. Но такого средства под рукой не было, и девушке оставалось только молиться, чтобы одуряющий аромат клубники выветрился прежде, чем они достигнут замка оборотней. К счастью, на исходе четвертого часа энтузиазм ее спутников в восхвалении достоинств «златокудрого ангела» стал потихоньку иссякать, всадники свернули с берега реки на дорогу, и когда Варис с интересом проводил взглядом хорошенькую крестьяночку с корзиной ягод, встретившуюся им на дороге, Глаша наконец-то с облегчением вздохнула. Пришел в себя и Оливье – если доселе он не сводил с попутчицы восхищенных очей, рискуя заработать себе косоглазие, а то и сломать шею, направляя лошадь практически вслепую, то теперь он избегал ее взгляда и сконфуженно молчал, очевидно гадая, какая муха его укусила.
Глаша, воспользовавшись паузой, расспросила Вариса о нападении, и тот охотно поведал, как все произошло. Юноша со своей свитой из четырех воинов направлялся в восточную часть королевства для знакомства с очередной невестой из знатной оборотничьей семьи, коих с изрядным упорством находил его отец, граф Эвиан Бейл. Варис с родителем не спорил, но из каждой поездки возвращался несолоно хлебавши, а почтенное семейство по неведомой Эвиану причине отказывалось от всех притязаний на руку и сердце завидного жениха. На этот раз Варис до невесты не доехал: примерно на середине дороги на них напал отряд вооруженных людей под предводительством барона Улисса. Барон был главой заговорщиков, мечтавших о свержении рода Бейлов уже почти сто лет, так что причины нападения были вполне прозаическими, особенно если учесть тот факт, что сам Эвиан в последнее время хворал, и в среде оборотней поговаривали, что вскоре его заменит сын. Зная, что в медвежьем облике Вариса одолеть будет непросто, сам Улисс, второй ипостасью которого был волк, плеснул на юношу зельем из уже известной Глаше пробирки. После чего юный Бейл потерял способность перекинуться в зверя, а свита Улисса, обернувшись сворой волков, загрызла его сопровождающих и набросилась на наследника. Убедившись в том, что его раны смертельны, волки отстали, а Варис кое-как сумел отползти в лес и попытался перекинуться. Вероятно, к тому времени действие противооборотного зелья ослабело, и ему удалось наполовину обернуться зверем. Юноша впал в беспамятство и появления Глаши с Оливье и последовавших за ним событий уже не помнил. Очнулся ото сна он только тогда, когда Глаша смывала с себя остатки зелья в ручье. Маркиз поведал ему о происшедшем и отвел на поляну, где лежали поверженные оборотни.
Потом вернулась мокрая и мрачная Гликерия, ведя под уздцы черного коня, и велела собираться в путь, а Оливье, уже успевший надышаться зелья, с наследным оборотнем, обладающим отменным обонянием и потому учуявшим гремучую смесь пробуждающих любовь травок даже после того, как девушка трижды ополоснулась в ручье и благоразумно выкинула куртку, тут же затеяли ссору и чуть не подрались, выясняя, кому помогать ей сесть на лошадь. В результате парни чуть не оттоптали бедному Слону копыта. Глаша закусила губу, вспомнив эту уморительную картину, и погладила по холке бедолагу коня, пострадавшего ни за что ни про что.
Вскоре впереди показалась деревня, а за ней на холме – очертания замка, основательного, как Тауэр, но отнюдь не производящего мрачного впечатления.
– Дом, милый дом,– промурлыкал под нос Варис и пустил коня вскачь, вероятно, больше не в силах томиться разлукой с родными стенами.
Усталые путники, которым, в отличие от бодрого оборотня, продрыхшего всю лесную битву, поспать не удалось, приободрились при мысли об отдыхе и пришпорили своих лошадей.
После того как Варис рассказал своей семье о совершенном на него покушении, все семейство воззрилось на путников с безграничной благодарностью. Спасенный юноша так трагически описал нападение на него своры коварных оборотней, что на глаза женщин навернулись слезы, а красноречивый маркиз не менее живописно поведал, как крушили друг друга заговорщики, и мужчины громко сетовали, что пропустили такое представление. По договоренности с Глашей истинную причину бойни Оливье опустил, коротко сообщив, что во всем виноват эликсир раздора, который разлила его спутница. Известие о том, что гости не пожалели для спасения Вариса целой бутылочки живчика, сразу же произвело их в герои. И теперь, за праздничным ужином, все обитатели замка наперебой высказывали гостям свою признательность и заверяли в том, что отныне они их друзья навек и все для них сделают. Проницательный Эвиан, заметив взгляды, которыми обменивались спасители между собой, и то смущение, с которым рыжеволосая девушка отреагировала на его предложение о вознаграждении, решил отложить серьезный разговор до конца трапезы и после пригласил гостей в свой кабинет.
Рыжая с пристальным вниманием изучала развешенные на стенах портреты предков Бейлов: изображения богато одетых мужчин и женщин, у ног которых лежали самые разные звери: лисы, волки, медведи, рыси. Особенно задержалась она на портрете матери Эвиана Берники, рядом с которой грациозно восседала черная пантера, и его деда Филиппа, запечатленного на картине красивым тридцатилетним мужчиной, трепавшим по холке белого тигра.
– Это их вторые ипостаси? – робея, спросила Гликерия.
– Да, это традиция нашего рода – изображать на портрете оба лика оборотня,– с удивлением кивнул Эвиан.– Разве вы не знали?
– Нет,– ответила девушка.
– Странно, мне казалось, что об этом известно всем,– пытливо глядя на нее, сказал он и добавил: – Всем жителям королевства.
Рыжая вопросительно взглянула на своего спутника, словно спрашивая у него разрешения, и призналась:
– Я не из этого королевства. Я вообще не из этого мира.
– Чего-то подобного я и ожидал,– промолвил Эвиан и, поймав недоуменный взгляд гостьи, с усмешкой пояснил: – Только человек не от мира сего истратит весь запас живчика, редчайшего эликсира дриад, на неизвестного оборотня. Ведь вы не знали, кем является Варис? Или знали?
– Нет, не знали,– призналась та.
– Так я и думал,– с важностью кивнул граф Бейл.– Кстати, что вы делали у дриад?
– Мы… – Девушка запнулась, но, приободренная взглядом своего спутника, ответила: – Мы искали амулет Ренара.
– Вот оно что,– задумчиво произнес Эвиан.– Вероятно, для того, чтобы вернуться в свой мир? А дриады амулет не дали и откупились живчиком и «глазом земли».– Он бросил пристальный взгляд на кольцо Глаши.
– Откуда вы знаете? – вспыхнула та и спрятала руку за спину. Колечка она не снимала и во время пути так и поглядывала, не изменил ли камень свой цвет – это хоть как-то оживляло дорогу. Но подарок дриад еще ни разу не указал на клад, так что Гликерия уже почти поверила в то, что обманщица-Цветлана опять их надула.
– Очень приметная вещица. Я бы не советовал демонстрировать ее так открыто,– дружески заметил граф.
– Так вы дадите нам амулет? – нетерпеливо встрял маркиз.
– Не так быстро, юноша,– осадил его старый оборотень.– Ваши заслуги перед нашим родом неоценимы. Я говорю – не только перед нашей семьей, но и перед всем родом. Потому что смерть Вариса и приход к власти Улисса ознаменовали бы конец золотого века, как называют правление моей семьи подданные, и стали бы началом страшных событий, которые бы коснулись не только нашего рода, но и всех жителей королевства. Я поясню, дорогая,– заметил он, обращаясь к ничего не понимающей Глаше.– Мой дед Филипп,– он бросил почтительный взгляд на портрет мужчины с белым тигром,– совершил великое дело для нашего рода. Это он собрал оборотней со всего королевства и расселил их по общинам, так на карте Кукуя появились деревни и замки оборотней. Разумеется, замки оборотней-аристократов существовали и раньше, но Филипп настоял, чтобы отныне и прислуга набиралась из числа оборотней, тем самым он пресек чудовищные слухи, которые распространяли слуги-люди о своих необычных хозяевах. Он же проследил за тем, чтобы оборотни со второй хищной ипостасью жили отдельно от оборотней-зайцев, оленей, енотов и им подобных мирных зверей. После реформ Филиппа Справедливого, как прозвали его наши подданные, прекратились гонения на оборотней и стихийные расправы. Мы зажили мирно и без забот в своем обособленном мирке. Но род Улисса такое положение вещей не устроило. Они выступали с резкой критикой политики Филиппа и даже устроили заговор. К счастью, он был раскрыт прежде, чем случилось непоправимое. Заговорщики были изгнаны на север королевства, где жили почти сто лет и пытались привлечь на свою сторону других оборотней, но безрезультатно.