Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Шрифт:
– Еще выше.
– Как еще выше? Выше не бывает… Вообще не бывает, ну – в наших понятиях…
– А вот бывает, даже в ваших, в нетаковых понятиях, да. Мы с Субботой – Большие Ваны, последние на всю страну… А скоро и – ц…
– Так ты, Малек, про Ванов и не слышал небось? – неторопливо вмешался Суббота, и Варлак, почувствовав, что и другу надо дать слово сказать, замолчал, стал натягивать рубашку на свою скелетообразную фигуру. Все же заметно было, что когда-то был он широк в плечах и, наверное, очень силен.
– Слышал! Я слышал про Ванов, только
Суббота засмеялся, ему польстило мальчишеское волнение, с которым тот воспринял ошеломляющее известие:
– Сядь, слышишь, Малек. Сидеть нужно сидя, а еще лучше – лежа. И чтобы шамовка была да табачок. Куришь, нет?
Гек виновато покачал головой:
– Не курю. А хаванина у меня есть: черняшка, сахар молочный и бацилла – бекона грамм четыреста! Сухари… Мне ребята на дорогу много дали, так еще осталось… Вот…
Гек выдернул мешок из-под шконки, торопливо растянул узел и вынул остатки роскошного грева, собранного провожавшими ребятами пятьдесят восьмого «допа», который, как выяснилось, когда-то назывался «Ветка». Он с надеждой поднял глаза на старых Ванов и вдруг понял, насколько глубоко и привычно они голодны…
– Угощаешь, что ли? – усмехнулся Варлак. – Учти, нам ответить нечем. Кроме «костыля» и баланды я года четыре ничего не видел. Суббота, правда, намедни колбасу трескал…
– Слушай его больше, «намедни»! Скоро тому полгода будет, а до этого – и не вспомню даже. Ты, Малек, погоди суетиться. За угощение благодарствуем, но давай-ка лучше обеда подождем: там баланды нальют, кипятком побалуемся.
Ванам неприлично было проявлять жадность к еде и нетерпение, ронять себя, пусть даже в глазах одного-единственного мальчишки, поэтому продукты положили в нишу и опять задернули занавеску. Гек снял клифт и тоже подсел к столу.
Наконец раздали обед. Ваны ели не спеша, смакуя каждый укус казенной пайки, каждый ломтик бекона. Разговор прекратился, слышалось только деликатное всхлюпывание во время поедания жидкой, но горячей баланды – рыбного супа. Гек достаточно много голодал в ШИЗО, чтобы нарушать своей болтовней великолепие нежданного для Ванов пира. Он решил ограничиться за обедом казенной пайкой и приварком, но Варлак собственноручно соорудил «гамбургер» из хлеба и бекона и заставил Гека есть:
– А ну-ко! Мало ли отравить нас затеял? – Гек понимал, что Ван шутит, но догадался: естественнее и проще будет, если есть они будут наравне, без жалостливого самоотречения с его стороны.
Но настоящий фурор произошел в конце обеда. Гек, ухмыляясь заранее, загородил спиной мешок, вынул оттуда что-то и вернулся к столу. Затем, не в силах долее скрываться, стукнул рукой по середине стола и разжал кулак: там был непочатый пятидесятиграммовый куб цейлонского чая! Его, как пересиживающего, по традиции практически не шмонали перед водворением в камеру, спрашивали для порядка о запрещенном, но кто признается, когда досмотра нет?
Да, эффект был! Ваны недоверчиво вертели, мяли пачку в руках, нюхали ее. Варлак подхватил на обрубок большого пальца левой руки несколько высыпавшихся угольно-черных чаинок и осторожно слизнул их оттуда.
– Чай! Суббота, гад буду – чай! Сейчас мы его… Ах, гадство, даже не верится! – Тут Варлак поймал умоляющий взгляд посеревшего от волнения мулата, отщипнул от пачки кусок обертки вместе с щепоткой чая и протянул Субботе. Тот перехватил в свою щепоть, подстраховывая снизу ладонью другой руки, бережно положил на край стола. После этого он сунул указательный палец правой руки в дырку в матраце и вытащил оттуда небольшой кусок оберточной бумаги, собранный в мелкую гармошку.
– Огонь умеешь добывать?
Поскольку Варлак весь был в заваривании чифира, Гек понял, что вопрос Субботы относится к нему. Гек тысячу раз наблюдал, как это делается, но сам добывал огонь лишь однажды.
– Умею, сейчас попробую. – Он добыл из своего матраца небольшой кусок свалявшейся ваты, сделал из нее жгут и стал быстро, насколько мог, подошвой ботинка катать жгут по бетонному полу – вперед-назад, взад-вперед. И получилось довольно быстро, жгут едко задымился и затлел. Суббота уже свернул самокрутку, перегнул ее почти пополам, чтобы крошки не высыпались, и, торжествуя, прикурил от тлеющей ваты.
Варлак с легкой улыбкой смотрел на него, нянча в руках обернутую бушлатом кружку с настаивающимся чифиром.
– Дай-ка мне затяжечку… Елки-моталки, а ведь не чувствуется ничего, как воздух глотаешь, Суббота. Старый ты дурак… и я тоже, только чай испортили на самокрутку на твою!
– Да что ты в этом понимаешь, ты же некурящий. Присматривай за чихирбаком лучше, не то прольется.
– Не прольется. Пусть настоится посильнее. Чихирь – он терпения требует…
Наконец наступил вожделенный миг, когда подросток и оба старика, похожие в этот миг на счастливых детей вокруг рождественской елки, расселись за столом, вдыхая аромат чайного напитка, самого любимого деликатеса в местах заключения великой страны Бабилон. Варлак преодолел искушение и заварил в двухсотпятидесятиграммовой алюминиевой кружке только половину пачки, положив остатки на полку, к хлебу и сахару.
Геку первому предложили кружку, исходящую кисловатым парком. Он кивком поблагодарил, сделал два мелких глоточка и передал Субботе. Тот в свою очередь дважды отхлебнул и подал Варлаку. Варлак прикрыл глаза, глубоко потянул воздух ноздрями, сделал раздумчиво глоток, а потом еще один, и вернул кружку Геку. Гек обеими руками принял кружку, но глотать не стал, а сразу же передал Субботе:
– С меня хватит. Я чифира не понимаю, у меня от него только рот вяжет.
Старики не стали спорить и продолжили, не торопясь. Полкружки было выпито в полном молчании, потом чифир оказал свое действие, и старики расслабились, заулыбались.