Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Шрифт:
– Сколько у нас времени? – Теперь уже Суббота мог спокойно задавать вопросы и вслух.
– Месяц, день в день, начиная с завтрашнего дня. Малек, я договорился, чтобы тебя еще на месяцок тормознули, в одном дому с нами. Ты как, не против?
Еще бы Гек был против! Это было бы свинской неблагодарностью с его стороны – Ваны взяли на себя подрасстрельное дело, чтобы спасти от тюрьмы Гека, а он лишний месяц не отсидит? (Гек в простоте душевной как-то забыл, почему он полез на новый срок.) Да и сидеть-то – с КЕМ? Чомбе с Карзубым о такой чести и не мечтали…
– Без вариантов. А что через месяц?
– На волю выйдешь.
– Варлак, ну ты как с маленьким со мной. С вами что через месяц, по одиночкам опять?
Суббота закашлял, и было непонятно, то ли он смеется, то ли просто подавился.
– Нет, Малек, мы с Варлаком на Луну полетим и вернемся не скоро.
– Не понял!…
– Нам мистер вышак семафорит: «О четком прибытии в сердце в точно назначенный срок».
– На хера такие
– Не надо ругаться, ведь я тебе говорил уже по этому поводу, ты урка, а не дешевый баклажан, чтобы шуметь и ругаться в общественных местах. Дело решенное, нам ведь так и так капец приходит, живыми не отпустят, ты сам видел. А тут – я договорился, месяц у нас будет тепло, сытно и весело. Между прочим, во многом это из-за тебя.
– Еще бы, этого я не забуду, сколько буду жить… Я…
– Прикуси язык и слушай, что тебе скажут старшие, балабокан! Дело нешуточное, а ты трещишь без умолку… Вик, изложи ему наши планы, а я пока горло прополощу.
Планы у Ванов были простые: они решили сделать Гека своим наследником. Они умирали, а вместе с ними уходил в небытие огромный кусок истории уголовного мира в государстве, где криминальные традиции пропитали все стороны жизни официального общества. Ваны уходили в никуда, в ночь. Они смиренно понимали, что поставлен предел их земному существованию, что они последние осколки былого величия уголовного братства; но вот смириться с тем, что умрут старинные блатные традиции и принципы, что навеки канут в безвестность анналы их славного прошлого, – этого Ваны не могли и не хотели. Отсидев большую часть жизни в запредельных условиях бабилонских зон и тюрем, Суббота и Варлак знали цену человеческому естеству – многих повидали в своей жизни: и сопливых, и духариков. Они утеряли силу и ловкость своих некогда могучих тел, но сохранили в полной мере ясность ума и трезвость суждений. Более того, в условиях многолетней и ежедневной битвы за жизнь и рассудок у них феноменально обострилось чутье на людей, на их слабые и сильные стороны. О, как они вглядывались в пацаненка, случаем занесенного к ним в камеру. Варлак и Суббота научились всасывать и переваривать без остатка каждую каплю информации, попадавшую к ним извне, так что они довольно неплохо представляли себе основные изменения в уголовном обществе и некоторые – в социальном. Парнишку они постоянно проверяли. Сначала на положение в зонной иерархии, а когда оно подтвердилось в благоприятном для урки смысле, то и на силу характера, на стукаческую гнилинку, на ум и на память и даже на вредные привычки. Мальчишка всем был хорош, но чересчур вспыльчив и мягкосердечен. И если мягкосердечие легко уходит с годами, то вспышки характера – это недостаток: личность должна гореть ровно, сильно, не остывая и не перегорая при этом. Поначалу им, Субботе в особенности, казалось, что Гек не то чтобы глуповат, но бесхитростен, открыт, однако эпизод с сушером абсолютно четко выявил тактический гений юного уркагана, его расчетливую хитрость и чеканную силу духа. Дольше искать наследника явно смысла не имело, да и времени почти не оставалось.
Глава 12
Мне горше ада
Неизбежное ничто.
Но нету ада.
Ваны остановили свой высочайший выбор на Геке, возраст его их не смущал, он уже стал настоящим мужчиной. В то же время старые Ваны от души расположились к Геку. Своим искренним уважением, отвагой и бескорыстной заботой он размягчил их старые, сморщенные жизнью души. Весь оставшийся месяц Ваны в две смены, как работяги в забое, трудились над Геком. Для начала они предложили Геку сделать вполне заслуженную им урочью наколку, и Гек согласился, будучи не в состоянии отказаться от поистине княжеского подарка. Суббота взялся за дело. Он для начала добыл из тайника набор костяных иголок со специальными крепленьицами, а тайник располагался у него в черепе, в полости вытекшего глаза, под шрамами, которые так и не заросли благодаря усилиям предприимчивого Субботы. Костяными же иголки были, чтобы их не взял металлоискатель. Соорудить чернила из сажи и химического карандаша мог бы даже Гек, не говоря уж о Ванах, по сравнению с которыми Робинзон Крузо выглядел бы фаталистом и ленивым тупицей. Первую наколку, «для разминки», Суббота выполнил споро и легко, иногда лишь поглядывая для страховки на свое предплечье с тюльпаном и колючками. А вот вторая портачка была гораздо сложнее. На ключицах у Гека были вытатуированы две восьмиконечные звезды, исполненные четырьмя оттенками синего цвета, что само по себе выглядело, при внимательном рассмотрении, чудом тюремного искусства – настолько тонко и оригинально сочетались переливы оттенков и затейливая вязь тончайших штриховых узоров простецкого, на первый взгляд, рисунка. Суббота, представитель старого поколения мастеров, недолюбливал цветную роспись, не считал ее достойной своего уровня, легендарного и ценимого всеми правильными урками довоенной поры. Но был еще один, невидимый в обычных условиях слой, выполненный иглой без красителя. Если резко пошлепать по коже в тех местах или крепко распарить в сауне – станут видны каллиграфически исполненные буквы, связанные в узор ПННС, что в свою очередь испокон веку расшифровывалось двояко: «Прокурору Ничего Не Светит» и «Президент Наш Настоящая Сука». В старые времена эти и подобные надписи немедленно закапывали в вечную мерзлоту вместе с владельцем, да и теперь не жаловали, в основном за второй вариант расшифровки. Сделанную таким образом тайнопись труднее обнаружить и почти невозможно удалить с живого носителя. А уровень исполнения татуировки свидетельствует, что обладатель ее не случайный человек и не самозванец в урочьем мире. Официальным властям и «гражданским» татуировщикам никогда еще не удавалось подделать подобные «водяные знаки».
Но художества такого рода составляли небольшую и далеко не главную часть работы Ванов в этот месяц. Надо было успеть передать Геку в столь сжатые сроки максимум того, что несли в себе сквозь годы и невзгоды два последних жреца и хранителя заповедного блатного культа. Суббота взял на себя показ и обучение многочисленным тюремным примочкам и секретам, мастыркам и ремеслам, Варлак диктовал и объяснял свод старинных тюремных законов, традиций, понятий в их временном развитии. Малограмотность Гека, как ни странно, повернулась неожиданно полезной стороной: «Все мое ношу с собой», Гек привык весь свой опыт и знания хранить в памяти, а поскольку в его молодой голове хватало свободного места, запоминание шло легко и усваивалось прочно. Да и не в новинку Геку был изучаемый предмет, высшее образование по нему он уже получил на малолетке, «экстерном», сейчас же – блатыкался на академика. Учился он истово, так, что казалось, пар шел от его стриженой головы, когда старательно и с увлечением отвечал он на дотошные и заковыристые вопросы экзаменующих его Ванов.
– Неплохо, Гек, неплохо… но и не хорошо. Песен ты не знаешь, топоры метать не умеешь, в породе на лотке и «таракана» не заметишь – мало, ах мало времени у нас, к тебе-то нет претензий… Помни, пока ты не заработаешь собственный авторитет на взросляке, объявляться ты права не имеешь. Дальше – отойдешь ты напрочь или к золотым примкнешь, но Ванов тебе не возродить – ты один, а значит, принять в наши ряды никого не можешь. Поскольку ты один в своей пробе, то и на поддержку кентов в случае чего рассчитывать не придется, потому как не будет у тебя кентов. На меня и Субботу не смотри, нас уже нет. Это тяжелый момент, но все равно ты должен его знать. Твоя опора – трудила, мужик на зоне, болей за них сердцем, и они тебе помогут… Кто воздух испортил, ты, Гек? Дуй к параше, опростайся, коли терпежу нет… Стой, посмотри на меня… Опять попался на дешевую обиду-подначку. Что попался – полбеды, с каждым бывает, но ты еще и скрыть своих чувств не сумел, лопушище. Ты не чуешь, что ли, что нет запаха? Желваки и дурак катать может, надо находчивее быть, спокойнее. Понял ли?
Время от времени их таскали на «допросы», на сверку показаний, но большую часть времени предоставляли самим себе. Гека пытались завербовать на осведомителя в камере, но так лениво, что стоило ему единожды сказать «не хочу» и сделать дегенеративное лицо, как от него и отвязались, пообещав, что он весь месяц парашу нюхать будет, вместо того чтобы на воле отдыхать. А Гек устал и порою еретически подумывал о том, что хорошо бы свинтить на волю и не напрягать голову шестнадцать часов в сутки. Но приходило новое утро, и опять он «садился за парту».
Питались они сносно, мясо было каждый день, в добавку к обычной баланде и во втором блюде, общей массой сто тридцать пять граммов. Утром была каша на молоке, масло по два цилиндрика – сорок граммов на нос, полукопченой колбасы – по семьдесят пять граммов, хлеба – по семьсот граммов черняшки, сахар для всех на весь день – сто пятьдесят граммов. Поначалу расстарались (а может, и с умыслом), принесли белый хлеб, но Ваны и Гек дружно отказались: на воле – пожалуйста, а «у хозяина» все белое для правильного урки – западло. По той же причине сахар им давали неочищенный, коричневый, или еще так называемый молочный. На ужин подавали пюре и жареную рыбу – по семьдесят пять граммов, масло – двадцать граммов. Чай, как и договаривались, пятидесятиграммовый куб цейлонского либо индийского на два дня. Коньяк и два пива так и стояли на полке непочатые. Можно было и больше еды потребовать от сине-красных погон, но старики привыкли уже к аскетизму, да и угас у них с годами аппетит, а Гек, хоть и был в стадии роста, когда организм постоянно требует пищи, все-таки был еще мал, и ему хватало. Тем более что Ваны, как правило, в его миску накладывали больше, чем себе. Зато чай почти полностью уходил в них. Гек заваривал себе четвертачок – после того как Ваны, блюдя зонные обычаи, трижды заваривали и выпивали одну и ту же порцию чифирной основы. Кипятильник им разрешили официально.
– Хватает нам? Хватает. Было дело в молодости – в кабаках цыплят табака килограммами метал, – так то на воле, с куражу… И чаек мы могли бы трижды в день заваривать, не только по утрам, но не должен ни один из псов почувствовать в тебе слабину какую – тут же, в момент кольцо в нос проденет и поведет, куда ему надобно… Вот я курю, без табаку житуха мне гораздо преснее, а на допросе ни в жизнь не попрошу. Сам предложит – возьму, а и то с разбором, смотря кто предложит… Я к чему: урка – не свинья, зажираться ему – неправильно, забудет о тех, кому голодно и холодно в БУРах да трюмах… Болят суставы?