Побратим смерти
Шрифт:
Но Палач не торопился. Хороший реванш — это когда эффектно. В данном случае, например, желательно, чтобы жертва, уронившая тебя в глазах подчиненных, перед смертью хрипела, дрыгала ногами, пускала пену, вызывая своими телодвижениями восторженный ужас в сердцах тех, кто посмел хоть на мгновение усомниться в крутости начальства.
И Снайпер почувствовал: еще несколько секунд, и начнется оно самое, с безуспешными попытками протолкнуть в легкие глоток воздуха и судорожными движениями конечностей, предшествующими агонии. Поэтому, пока еще сознание не покинуло тело, нужно было сделать одно-единственное движение.
Резкое.
Удар попал точно в бедренный нерв, хотя везением это назвать трудно — в эдакую ножищу да из такого положения попасть несложно.
Сложно не растеряться и ударить…
Палач вздрогнул, словно от удара током. Оно и понятно, что даже для такого слона удары по уязвимым точкам будут весьма чувствительны. Правда, судя по реакции, болевой порог у него не просто высокий, а космический. Другой бы, получив берцем в надколенник, уже сидел бы на земле, баюкая напрочь отсушенную ногу. А этот лишь хватку разжал чуть-чуть. И, думается, ненадолго…
В глазах Палача мелькнуло искреннее сожаление. Понятно почему. Хотел преподать урок всем присутствующим, а теперь придется просто сломать шею преступнику, дрыгающемуся слишком интенсивно и болезненно.
Но Снайпер, глотнув символическую порцию воздуха, успел на мгновение раньше…
Последний патрон — вещь всегда нужная и полезная. Чисто психологически воину проще идти на смертельно опасное задание, зная, что живым он врагу не достанется. Но порой бывает, что в минуту той самой смертельной опасности магазин бывает нужнее самого патрона.
Сунув руку в карман, Снайпер нащупал магазин от пистолета ПСС, короткий и широкий, мало похожий на оружие последнего шанса. Хотя это как посмотреть. Если, скажем, зажать его в кулаке между средним и безымянным пальцами на манер штопора, с конкретным упором в ладонь, да со всей силы воткнуть эту конструкцию в корень вражьего носа, то эффект может превзойти все ожидания…
Есть такой фокус, который демонстрируют продвинутые рукопашники. Если здоровенному мужику, напряженному, набыченному, готовому ко всем тяжким, относительно легко и без особых усилий одним лишь мизинцем правильно нажать на точку, расположенную над верхней губой, то мужик от боли непременно запрокинет голову и, не в силах терпеть боль, рухнет в заранее подставленное сзади кресло. Эта точка — место сращения носового хряща с черепом, где находится весьма чувствительный нервный узел. Ну а если туда же ударить со всей силы, да еще и не просто рукой, а куском стали, зажатым в кулаке, то последствия будут более чем серьезными даже для боевой машины, созданной для убийства.
Палач покачнулся и разжал руки. Из носа и рассеченной верхней губы на стальной нагрудник хлынула кровь. Постояв мгновение, словно в раздумье, гигант рухнул на колени и схватился за голову…
Приземлившись на ноги, Снайпер нашел в себе силы откачнуться в сторону — не хватало еще, чтоб его эдакая туша придавила. После такого удара, как минимум, потеря сознания обеспечена. Хотя чаще наступает смерть.
Но Палач умирать не собирался. Вместо этого он отпустил голову и, рухнув на руки, начал блевать, рыча и давясь кровавыми соплями.
Снайпер поискал глазами Бритву, подобрал — благо недалеко улетела — и направился к Палачу. Если в смертельном бою тебе удалось сотрясти мозг противнику, то твоя прямая обязанность оказать первую помощь, облегчив страдания несчастному. А именно — воткнуть нож ему под левую лопатку. Или, если не хватает квалификации, тупо перерезать горло. Иначе есть риск, что враг придет в себя и окажет тебе первую помощь.
Палач почуял неладное и, как ни погано ему было, все-таки потянулся к своему искалеченному кинжалу. Хоть и осталось от клинка одно название, но хороший специалист даже консервным ножом может вспороть артерию или выковырять кадык из шеи врага.
Снайпер это хорошо понимал и затягивать процесс не собирался. Если гиганту удастся встать на ноги, убить его будет намного сложнее. Поэтому он ускорился как мог. Всего ничего оставалось — метров пять пробежать, и…
— СТОЯТЬ!!!
С командирским голосом у Снайпера было все в порядке. Но его «Стоять!» по сравнению с тем, что прозвучало сейчас, было как крик обычного человека, прозвучавший на краю Ниагарского водопада.
Замерли все. И бывалые воины, и те, на кого они охотились. Даже ветер, казалось, застыл на месте, застигнутый громовым криком, без сомнения достигшим небес. Ледяной, первобытный страх сковал всех, кто волей случая оказался на старом кладбище. Ни обернуться, ни вздохнуть поглубже. Самое безопасное — стоять и не двигаться, авось мимо пройдет то жуткое, нереальное, холодное, что движется сейчас промеж тех, кто окаменел от ужаса…
Неживое…
Как же это трудно порой — просто повернуть голову. В данном случае — пересилить собственный инстинкт самосохранения, возведенный в степень. По сравнению с этим сунуть голову в пасть льву — да не вопрос, по крайней мере, люди это каждый день в цирке делают. А вот взглянуть в глаза тому, кто, не касаясь, концентрированным ужасом поглаживает твою кожу, слегка царапая ее ментальными когтями, отчего кровь стынет в жилах и очень хочется умереть немедленно, лишь бы все закончилось поскорее, — вот это по-настоящему трудно…
Но Снайпер все-таки обернулся…
Позади него стояла девочка лет пятнадцати. Уже не ребенок, но еще и не женщина. Простая крестьянская одежда, светлые волосы, выбившиеся из-под капюшона, накинутого на голову. И глаза… Не детские и не женские. Пустые, словно бездна, которая смотрит в тебя. В твою душу, в самое сокровенное, выворачивая тебя наизнанку, вытряхивая из кожи, препарируя деловито и равнодушно все то, что было тебе дорого когда-то…
— Кто ты? — произнес Снайпер деревянными губами, не отводя взгляда. Если бездна всматривается в тебя, ничто не мешает отплатить ей той же монетой.
Девочка молчала.
— Этооо… Мать меертвых, — всхлипнул неподалеку кутруб. — Та, что пришла недаавно, чтобы дать жизнь теем, кто утраатил ее давноо.
И рухнул ниц, рогами в землю. Следом за ним — кто быстрее, кто медленнее — опустились на колени все присутствующие, кроме Палача и Снайпера. Первый стоял на четырех точках над лужей собственной окровавленной блевотины и время от времени тряс головой, словно бык, получивший дубиной по лбу. Вряд ли такую позу можно было назвать почтительно-коленопреклоненной, но девочка не обратила внимания на поверженного гиганта.