Поцелованный богом
Шрифт:
– Устроим Амбарцуму сейчас жаркую ночь? – осведомился Ренат.
– Сначала я так и думал, но теперь нет, – шагая по темным переулкам, задумчиво сказал Сергей.
– А что тебя не устраивает в этой ночи?
– Инвалид. Надо найти парня. Майка тоже говорила о парне-инвалиде с проспекта Калинина. Мой нос чует падаль, рано Амбарцума прессовать.
Наконец, ресторан покинули последние гости, цветы и подарки укладывали в машину, а Марлен Петрович сидел один. Перед ним простирались опустевшие столы, с которых официанты уносили грязную посуду. Почему-то сегодня среди большого скопления людей,
– Папа, ты устал? – склонился к нему Ярослав.
– М? – Марлен Петрович вышел из оцепенения. – Немного.
– Поехали. Тебе помочь?
– Я сам, – несколько грубо произнес Марлен Петрович, поднимаясь.
Слабым его не увидят. Он обязан обходиться без посторонней помощи и, если придет она – та самая, что ежеминутно караулит людей, чтоб их подсечь, – он должен умереть стоя, как дерево.
Марлен Петрович вышел под навес ресторана, водитель сдал назад, чтоб подъехать к патрону.
Метрах в пятнадцати Марлен увидел фигуру мужчины, выросшую как из-под земли. Нет, он увидел ее – ту самую, он почувствовал: она здесь. Марлен Петрович не испугался, но повернул в сторону голову – посмотреть, где сын. Всего на миг он остался один, и пуля тут же настигла его. Марлен Петрович попятился и врезался в Ярослава. Ноги подкосились, но ему не дал упасть сын. Закричала Валентина... Марлен Петрович отяжелел, у Ярослава не хватало сил держать его, и он звал на помощь.
Конец? Такой тривиальный? Теряя сознание, Марлен Петрович видел одно: поглощавшую его темноту – густую и беспросветную.
1925 год. Ядовитый поцелуй.
Катя привыкала к новому качеству – замужней женщины. У нее прибавилось обязанностей, ведь раньше она выполняла их частично и формально, в основном о сыне заботилась мамаша. Теперь же Назар полностью перешел на попечение жены. Катя его кормила, обстирывала, в общем, делала все, что полагалось делать женщине. Ночами он любил ее с первобытной страстью, в чем тоже было много новизны, об этой стороне жизни Катя имела смутное представление, которое резко разнилось с реальностью. Необузданность Назара сковывала ее, она привыкала к нему с трудом, в этом смысле ей чего-то не хватало. Катя по-прежнему продолжала учить ребятишек и взрослых, ходила в семьи, где ученье было под запретом, для девиц на выданье грамота считалась лишней. Катя уговаривала упрямых родителей не запрещать девушкам учиться, иногда добивалась успехов.
К радости мамаши, Назар образумился и переменился. Да, теперь вечерами он стремился домой, где ждала его Катя, спешил обнять ее, ощущая небывалый подъем. Назару на самом деле стало легко дышать, потому и работа спорилась. Раньше ему мешала «классовая вражда»: хотя душой и телом он стремился к Кате, думал лишь о ней, но упорно выставлял щит между ними, пока окончательно не понял: больше не могу. Действительно, не может человек жить, довольствуясь одним общественным счастьем, ему нужно иметь свое, личное, засыпать с ним в одной кровати.
Все бы ничего, да Милька... Она не хотела отказываться от Назара, преследовала его, да еще происходило это на виду у всех – совсем стыд потеряла. Сначала он мягко объяснил Миле, что женат, побаловались – и хватит. Потом просил не приставать, далее грубо прогонял, не скупясь на резкие выражения, – не помогло. Хуторяне наблюдали за ними, чесали языками, только Катя ничего не знала. Однажды она решила сходить к нему, как к представителю власти, который обязан обеспечить школу дровами.
В это время Милька тоже пришла к нему в контору в нарядном цветастом платке, спустила его на плечи, став у стола, за которым Назар учился печатать на машинке. И затянула жалобным голосом:
– Назар....
Он прервал ее, но негромко, нельзя было кричать, так как в соседней комнате разрабатывали план собрания активисты партийной ячейки.
– Я сколько раз тебе говорил: все! Жениться на тебе я не могу и не хочу! У меня есть жена.
– Шо ж ранее-то жинка тоби не мешала?
– Да не люблю я тебя, – в сердцах Назар стукнул себя кулаком в грудь. А как еще ей объяснить? – Миля, не позорила б ты себя, на что тебе дурная слава? За тобой вон Кондрат бегает, выходи за него.
– Кондрат? – нахмурила изогнутые брови Миля. Она приготовилась упрекать Назара, но в окне, за его спиной, увидела Катерину и поняла, что та идет к мужу. Карие очи Мили сверкнули бесовским огнем, она улыбнулась. – Раз так, то нехай буде Кондрат.
Покрутив юбкой, словно собираясь уйти, она вдруг задержалась, будто вспомнив еще о чем-то, с ходу плюхнулась Назару на колени, схватила его за голову и впилась в губы, тихонько постанывая. От неожиданности он обомлел, не соображая, что с ней делать. В следующий миг Назар замычал, пытаясь вырваться, но еще не трогая наглую девку руками. А она не собиралась отпускать его, присосалась намертво, тогда он применил силу: схватил ее за плечи и оторвал от себя. После чего вскочил, разозлившись не на шутку:
– Сдурела? Шальная баба! – Милька, очутившись на его табурете, заливисто хохотала – А ну, пошла отсюда!
Она перестала хохотать, поднялась, накинула на голову платок и, поигрывая бровями, промурлыкала:
– Это мое прощание, Назарушка, штоб помнил.
Терпение у него лопнуло, он схватил ее за локоть и грубо выдворил из сельсовета на улицу, сказав:
– Запомни: не подходи ко мне.