Поцелуй изгнанья
Шрифт:
День был длинный, а в квартире Ясмин я поспал недолго. Я начал уставать. Сев в машину, сказал себе: «Вот сейчас проверну еще одно дельце, а потом поеду в свой бар и буду сидеть за стойкой и смотреть на обнаженные женские фигурки, дергающиеся под музыку».
— Домой, йа Сиди? — спросил Кмузу.
— Нет старику мне покоя, — сказал я, закинув голову и растирая виски. — Назад, к восточным воротам Будайина. Мне надо поговорить с медэкспертом, а потом я собираюсь посидеть несколько часов в баре у Чириги.
— Да, йа Сиди.
— Пойдем со мной. Ты сам знаешь — Чирига тебе будет рада.
В зеркале заднего обзора я увидел, как сузились глаза Кмузу.
— Я подожду тебя в машине, — сурово сказал он. Ему на самом деле претило внимание Чири.
Или, может быть, нравилось и одновременно тяготило.
— Я просижу там несколько часов, — сказал я. — Вероятно, до самого закрытия.
— Тогда я поеду домой. Ты можешь вызвать меня, когда тебе будет угодно.
До бара было всего несколько минут езды по бульвару. Я вышел из машины, наклонился и попрощался с Кмузу. Постоял под теплым моросящим дождем, глядя вслед кремовому седану. Честно говоря, я не слишком торопился к медэксперту. Не особо люблю покойников.
Но именно покойников я и увидел, когда вошел в морг, что был как раз за воротами на углу Первой и Главной улицы. В городе было два морга: один, обслуживавший весь город, располагался где-то в другом месте, а этот занимался исключительно Будайином. Квартал за стенами поставлял покойников дальше некуда. Единственное, чего я не мог понять, так это почему морг располагается на восточной окраине Будайина, а кладбище — у западной стены. Наверное, было бы удобнее, если бы они оказались поближе друг к другу.
Я уже несколько раз бывал в морге. Мы с приятелями называли его «комнатой ужасов», потому что все ужасы, которые только можно себе вообразить, там имелись. Морг был тускло освещен, вентиляция там была очень плохая. Сырой горячий воздух вонял нечистотами, мертвечиной и формальдегидом. В отделении медэкспертизы было двенадцать подвалов, в которых лежали трупы, однако умерших естественной смертью, жертв несчастных случаев и погибших в результате нанесенных увечий было так много, что уже до полудня эти подвалы бывали забиты. Поступившие позже лежали штабелями на разбитом и грязном кафельном полу, дожидаясь своей очереди.
Главный медицинский эксперт и два его помощника пытались как-то регулировать этот жуткий поток. Второй великой проблемой была грязь, но ни у кого из трех сотрудников не было времени на то, чтобы протереть полы. Лейтенант Хад-жар иногда посылал сюда заключенных, но никто из них сюда особенно не рвался. Поскольку строители этих подвалов для трупов не позаботились о стоке, приходилось каждый день убирать их вручную. Подвалы были великолепным рассадником разнообразных микробов и бактерий. Несчастные заключенные возвращались в тюрьму, подцепив какую-нибудь заразу — от туберкулеза до менингита, — с которой прекрасно справлялись в любом другом месте.
Ко мне подошел один из ассистентов. Лицо у него было измученное.
— Чем могу вам помочь? — спросил он. — Вы ищете труп или что еще?
Я инстинктивно попятился. Боялся, что он коснется меня.
— У меня разрешение от имама мечети Шима-аль на эксгумацию трупа. Это жертва убийства. Труп не подвергался официальной аутопсии.
— Эксгумация, ох-ох, — проговорил ассистент, приглашая меня следовать за собой.
Я прошел в отделанное кафелем помещение. На одном из двух металлических столов лежал труп. Его освещал свет из грязного, треснувшего потолочного окна и мерцавшие флюоресцентные лампы.
От формальдегида у меня начало резать глаза и потекло из носа. Я был рад, когда увидел, что ассистент ведет меня к добротной деревянной двери в конце прозекторской.
— Сюда, — сказал он. — Док придет через несколько минут. Он обедает.
Я втиснулся в крохотный кабинетик. Он был весь заставлен полками. На столе кучей лежали всякие папки, книги, компьютерные пузырьковые платы и Аллах ведает что еще. За столом стояло кресло, окруженное еще большими горами бумаг, книг и коробок. Я сел в кресло. Подвинуть его было некуда. Я чувствовал себя в этом темном закутке как в ловушке, но здесь, по крайней мере, было лучше, чем в предыдущей комнате.
Через некоторое время вошел медэксперт. Он глянул на меня поверх очков в толстой оправе.
Купить себе новые глаза теперь настолько просто и дешево — прямо в Будайине есть пара приличных магазинов, — что людей в очках встретишь нечасто.
— Я доктор Бешарати. Это вы пришли насчет эксгумации?
— Да, сэр, — ответил я.
Он сел. За этим бардаком на его столе я едва мог его разглядеть. Он взял с пола флейту и снова выпрямился в кресле.
— Я должен провести это через офис лейтенанта Хаджара, — сказал он.
Я уже был у него. Я получил разрешение на посмертную эксгумацию от имама Абд ар-Раззака.
— Тогда я позвоню имаму, — сказал медэксперт и взял несколько нот на флейте.
— Имам мертв, — бесцветным голосом произнес я. — Но вы можете позвонить его секретарю.
— Извините? — ошеломленно посмотрел на меня доктор Бешарати.
— Его убили сегодня днем. После того как я вышел из его кабинета.
— Да будет с ним мир и благословение Аллаха, — сказал он. Затем что-то побормотал себе под нос. Наверное, молился. — Это ужасно. Чудовищно. Убийцу схватили?
Я покачал головой:
— Нет, еще нет.
— Чтобы его в куски разорвали! — сказал доктор Бешарати.
— Это насчет аутопсии Халида Максвелла. — Я протянул ему приказ, подписанный покойным доктором Абд ар-Раззаком.
Он положил свою флейту на пол и принялся рассматривать документ.
— Да, конечно. А зачем вам это нужно?
Я выдал ему всю историю. Почти все время, пока я рассказывал, он изумленно смотрел на меня, но когда я упомянул о Фридландер-Бее, он сразу же очнулся. Папино имя часто оказывало на людей магический эффект.