Поцелуй принца

Ну вот. Родители уехали, девочка Жужа дома одна, как вольная птица, – а еда кончается… Нет, конечно, мама навертела ей для пропитания кастрюлю голубцов. Ведь удобная вещь: подогрел один голубчик в микроволновой печке – и съел! Голубцов должно было хватить почти на неделю. Но Жужа забыла кастрюлю с ними на столе (дня через два про неё только вспомнила) – и на голубцах выросла белая пушистая плесень. Вскоре на ней появились всходы – плесень заколосилась нежными шариками на тонких ножках-волосинках.

«Ну, пусть растёт, – подумала Жужа, любуясь живописной плесенью. – Только есть-то всё равно очень хочется… Что же делать?»

Есть, конечно, всегда сильно хотелось, когда девочка вспоминала об этом. А вспоминала редко – потому что, придя из школы, тут же бросалась к компьютеру. Жужа принималась рисовать всё то, что приходило ей в голову за то время, которое она просиживала на уроках и когда мчалась домой. Устанавливала и осваивала новые программы по дизайну и графике, искала новые, улучшала и дорабатывала свои творения. Дел было много.

Весь сухой паёк, оставленный для неё родителями, Жужа смолотила в первые дни своей самостоятельной жизни: хвать печенье, хвать сухарик – и к монитору! Точно так же быстро ушла и длинная копчёная колбаса, которую можно прямо так откусывать, не отвлекаясь на то, чтобы резать её аккуратными колечками, и помидоры, и банка маслин. Жужа даже лук (в количестве четырёх штук) съела – с остатками вкусного чёрного хлеба. Она вообще любила такую простую еду: кусай да жуй. Это не суп и не голубцы, которые подогревать надо, мучиться…

А сегодня кончилось всё. Можно, конечно, в магазин сбегать – но это сколько времени займёт! Ценного, важного, которого так всегда не хватает… Да и дождь на улице, как из брандспойта. Доставка еды на дом. Хм-м-м… Мысль. Но надо возиться, искать адреса, заказывать, вступать в коммуникации…

Жужа была художницей. Нет, даже, наверное, больше дизайнером – по крайней мере, ей самой приятно было так о себе думать. Рисовала она не только на компьютере, но и на всём, что попадалось. И не только рисовала, но и лепила, вырезала, клеила.

А вот сейчас она искала еду. Но кончилась же вся провизия, кончилась! Только в дальнем углу одного из кухонных шкафов удалось отыскать полбанки гороха.

«Ага! – обрадовалась Жужа. – Горох – это хорошо! Будет у меня гороховый суп! Он совсем не трудоёмкий.»

Очень тщательно вымытый горох бодро ссыпался в кастрюлю. Поставив будущий суп на небольшой огонь, Жужа отправилась творить…

И как же люди только помнят, что у них на плите что-то варится? Скоро (или не скоро – Жужа вряд ли вразумительно ответила бы на этот вопрос) по квартире пошёл горелый смрад. Теряя тапки, с криком «Супчик мой дорогой!» девочка бросилась на кухню.

Вот она, кастрюлька, бывшая голубенькая. На её дымящемся дне лежат чёрные угольные шарики. Чёрное на чёрном. Горох. И тоже бывший…

Плохо. Голод… Но какие шарики, как красиво!

Жужа разложила эти шарики небольшими кучками под двери и на лестницах по всему подъезду. «Пусть, – решила она, – люди ходят и думают: чей же это котик гадит, как зайчик?»

Никто не поймал затейницу-Жужу за этим занятием. Завершив своё чёрное гороховое дело, она тихонько вернулась в квартиру. Но тут же споткнулась о ботинки, наваленные кучей в прихожей. Стараясь не упасть, шлёпнулась перемазанными углём ладошками о белую пластиковую дверь ванной, уронила кастрюлю, которая жизнерадостно покатилась, рассыпая по полу горелые хлопья…

Теперь уж точно красота. Полный разгром…

Жужа села на пол, вздохнула.

И в это время зазвонил телефон!

Чёрные пальцы потянулись к трубке…

Стёпка!

Друг – это тот, кто появляется, когда надо.

Так поступил и он – и уже через двадцать минут был у Жужи дома.

Появился Степан не просто так, а с сумкой продуктов. Скоро на сковородке бодро жарилась картошка, инсталляция с пушистой плесенью перекочевала в мусорное ведро, а её место в чисто отмытой кастрюле заняли сардельки. Жизнь налаживалась.

…Стёпка бродил по квартире, заканчивая наводить порядок. Да, именно он готовил еду, мыл посуду и пылесосил полы в чужом, то есть, Жужином жилище.

Это был их секрет. Когда математика разделилась на невообразимые по своей запредельной непонятности алгебру и геометрию, да к ним прибавилась такая жуть, как физика, Стёпка понял, что это – конец… Его голова вместить ТАКОЕ была неспособна. Родители Стёпки, тоже люди насквозь гуманитарные, помочь ему ничем не могли. Примеры, уравнения и задачи решать они не умели, хотя очень поначалу старались, пыхтели на Стёпкиными тетрадями, вспоминая школьные годы. Репетиторы слишком на него давили – так что пришлось от них отказаться.

Родители Жужи, давние друзья родителей Стёпиных, тоже в точных науках не разбирались, но похвастались, что дочке всё это не составляет труда. Та, наоборот, пишет с ошибками и не может пересказать содержание самой завалящей книжки. И тогда Стёпка, который учился в другой школе и, несмотря на то, что считался «другом детства», до этого бывал в гостях у Жужи не так уж часто, а, прямо скажем, редко – да и то по родительскому принуждению, примчался к ней с тетрадями. Жужа, не пытаясь ничего объяснять, быстро дала переписать Степану все задания, даже по доброте душевной напряглась и самостоятельно решила примеры и задачи по новым, ещё не пройденным ею темам. Так что у Стёпки появились готовые выполненные уроки на будущее. Это было спасение!

Когда в этом опять появилась необходимость – готовые домашние задания и решённые примеры с задачами кончились, Стёпка снова пришёл к Жуже. А у неё дома дым стоял коромыслом – посреди комнаты возвышался бумажный макет стадиона (Жужа, решив заняться архитектурой, придумывала проект стадиона к будущим Олимпийским играм и рассчитывала на то, что обязательно предложит его Олимпийскому комитету). Всё остальное место занимали отходы от строительства этого макета: бумажные обрезки, картонные огрызки, комки того же самого, перемешанного с клеем, тонким пластиком и нитками, очистки от семечек аккуратными кучками и скорлупки от орехов кучками неаккуратными (будем говорить прямо – рассыпанные по всему полу), обёртки от конфет и шоколадок. И даже прокисший солёный огурец с воткнутой в него вилкой – на блюде посреди маминой тумбочки с косметикой… Да, хозяйство приходило в запустение, а бедная девочка с перемазанным белой краской носом голодала – это тоже было видно невооружённым глазом.