Поцелуй с разбега!
Шрифт:
– Как? Чем?
– Своим равнодушием. Тем, что ты и без него неплохо устроилась. Даже если твой костоправ явление временное.
– Он не костоправ, он пульмонолог. И вовсе он не временно…
– Ты хватаешься за мелочи, не улавливая сути. Делай вид, что ничего не произошло, ничего не изменилось. И его предательство совершенно тебя не ударило и не подкосило. И не потому, что ты готова все ему простить, а потому, что тебе на него глубоко и откровенно плевать. Как на прохожего, наступившего тебе на ногу. Он в прошлом. И тебе не больно, тебе по барабану.
– Руся, как быть-то? – продолжала ныть Вера, разглядывая рисунок обоев. Как быть, было ясно. Просто хотелось перешагнуть этот неприятный отрезок жизни,
– Вера, я ж уже сказала!
– Сказать легко…
– Давай, давай, каждый хоть раз в жизни должен совершить подвиг.
– Чего ради?
– Хотя бы ради меня.
– А, да. Я забыла. Тебе нужен мой шеф…
– Не-а. Не нужен уже. Как-то перегорела я. Понервничала, обиделась, да и с Гошкой сейчас все наладилось. Все равно по-старому уже не будет. Как говорится: ложечки нашлись, а осадок остался. Просто хочу знать, в чем дело. С какой радости он так резко от меня сдернул, да еще через секретаря попрощался. Такого у меня еще никогда не было.
Вера вздохнула – придется ползти на амбразуру. Хотя больше всего хотелось сдаться и зарыться в песок.
Коллеги встретили ее довольно приветливо, словно ничего и не случилось. Это настораживало, как затишье перед грозой. Но жизнь кипела, все суетились, уже отойдя от новогодних праздников и живя предвкушением лета, отпуска и прочих приятных вещей, ожидание которых скрашивает серые будни. И Вера расслабилась.
Филипп, видимо пересмотревший все, что было, тоже встретил ее вполне ровно, поцеловал и даже подарил какой-то брелочек, явно из рекламной свалки клиентских подачек, побрякивавшей и шуршавшей в ящике его стола. Но тем не менее это было приятно. Особенно в предвкушении того, как она, словно ни в чем не бывало, расскажет о Сергее. А лучше, если не расскажет, а как бы между прочим, при случае, поставит перед фактом или познакомит.
Мечты – стихи, а жизнь – проза. Любой позитив зачастую имеет такое объяснение, которое запросто повергнет вас в траур или выбьет почву из-под ног. Филипп тоже не желал иметь за спиной непримиримого врага. А кто, как не брошенная женщина, мог мастерски портить жизнь и делать мелкие пакости? Только соседка-пенсионерка, решившая разнообразить свою жизнь и добавить в кровь адреналина за счет нервных клеток своих соседей. Именно поэтому он настроил себя на нежную дружбу с Верочкой, так резко перешедшей из категории женщин, с которыми можно провести всю жизнь и умереть в один день, в категорию коллег, с которыми достаточно быть на дружеской ноге и одаривать их дежурными комплиментами.
Если бы Вера знала, что в жизни Филиппа тоже произошли немаловажные изменения, то, вероятно, торжество ее слегка поувяло бы. Но, как гласит проверенная веками мудрость: меньше знаешь – крепче спишь. И Вера пока наслаждалась, паря на недосягаемой высоте и ожидая удобного момента, чтобы клюнуть Филиппа в темечко. Не больно, без злобы, но для повышения самооценки и для самоудовлетворения. В их истории надо было поставить точку, многоточие ее не устраивало. Каждому хочется, чтобы последнее слово осталось за ним, и Вера не была в данном случае исключением.
А Филипп, пока его длинноногая пассия, не оправдавшая доверия и возложенных на нее надежд, болела, сдался на милость победителей. В данном случае победителями, к обоюдной радости, были Илья Федорович и тосковавшая по любимому супругу Алина.
Примирение было весьма банальным и напористым. Задавшаяся целью Алина сначала заставила отца притащиться к бывшей теще с вином и тортом, что Валентина Степановна совершенно неожиданно восприняла почти благосклонно, а после того, как вино закончилось, даже пыталась кокетничать с утомленным доверенной
Примирение прошло на редкость банально, безо всякой романтики и киношной наигранности. Видимо, обе стороны уже настолько дозрели, что исполнение положенных по закону жанра прелюдий и объяснение показалось молодым людям утомительным излишеством. Волнение, конечно, присутствовало, причем – сначала у Алины, которая довольно долго не могла нажать на звонок, так как палец податливо сгибался и трясся, описывая всевозможные дуги и окружности, а потом и у Филиппа, узревшего на пороге квартиры бывшую жену. Алина боялась, что он может сейчас посмеяться над ней, унизить, разрушить последнюю надежду на примирение, а Филипп подсознательно ожидал какой-нибудь гадости, колкости или любого неожиданного, но непременно негативного поворота событий.
Поэтому, когда Алина почти шепотом выдохнула: «Ну, что?», оба были несказанно счастливы. Она, что все-таки решилась произнести заветные слова, а он, что его позвали. Никак иначе расценивать этот риторический вопрос в сочетании с алевшей, как бутон розы, Алиной было невозможно. Оказывается, с удивлением констатировал Филипп, он ждал именно того, чтобы его позвали обратно. Мириться было приятнее, чем пребывать в гордом одиночестве и материальной независимости. Конечно, нельзя было сказать, что его позвали прямым текстом, но зато был шанс так же шепотом сказать: «Без тебя – плохо». После чего он быстро оделся, захлопнул двери квартиры, куда Алина так и не решилась войти, и, болтая о каких-то незначительных пустяках, они спустились во двор. Так начался второй медовый месяц, примирявший Филиппа со всеми неурядицами на работе, в том числе и с наличием там Верочки. Он вообще на почве восстановленного семейного счастья лучился благодушием и терпимостью к коллегам и начальству.
Если бы Верочка знала, что ее относят к неурядицам, которые можно терпеть, то ее самооценка могла бы в одночасье рухнуть, но все шло замечательно. Оба пребывали в неведении относительно мыслей друг друга, и ничто не омрачало жизнь бывших любовников.
Филипп даже сел к Верочке на стол, чтобы рассказать ей, а заодно и остальному менеджменту, тоскливо загоравшему перед мониторами, пару свежих анекдотов.
Забежавшая по своим делам Яна радостно сообщила:
– Да уж, мать, сразу видно – не на курорте была. Щечки зеленые, волосы паклей. Вот так и должен выглядеть хороший работник после болезни, а то прут в бухгалтерию с больничными, а у самих морда – кровь с молоком.
На стадии становления ее отношений с Филиппом Верочку, вероятно, такой сомнительный комплимент поверг бы в ужас, но сейчас ей было все равно, хотя она и красилась не в последнюю очередь для того, чтобы бывший любовник видел, что потерял. То есть неприятно было, но не так, как могло бы быть. Янина бесцеремонность даже слегка взбодрила Верочку.
– Да уж, я точно не на курорте была. Загибалась в тоске и одиночестве от нашествия злобных микробов.
Фраза призвана была кольнуть Филиппа, ни разу не поинтересовавшегося самочувствием подруги, но не кольнула. Это было понятно по его довольному лицу. Создавалось ощущение, что он вообще не вникает в тему беседы и витает где-то на другом, параллельном, уровне.