Поцелуй шипов
Шрифт:
– Мой водонагреватель сломался, взял и сломался. Просто так! У меня больше нет горячей воды!
– Немного по тише, Джианна, пожалуйста ..., - попросила я приглушённо, стараясь придать голосу сочувствие. Джианны не понимала, что подслушивало полдюжины ушей и по меньшей мере в два раза больше подсматривало глаз.
– Хорошо. Водонагреватель сломан. И что из этого?
– Ничего! Это стало последней каплей! Эта дерьмовая лачуга и эта дерьмовая робота и эти дерьмовые коллеги и я ... я ... всё бросила. Всё. Я ...
– Она сглотнула и в отчаяние на меня посмотрела. Её янтарные глаза были тусклыми от усталости.
– Я, разозлившись, опрокинула на клавиатуру шефа горячий кофе. Целую чашку. Я больше не могу вернуться туда. А также в
Я осознала, что объективный разговор в этот момент невозможен, схватила воющего Руфуса и потянула Джианну за рукав вверх. Она позволили довести себя до дома, как старая, слепая бабушка, и спотыкаясь, поднялась рядом со мной по ступенькам в оранжерею, где, стараясь подавить любопытство, нас уже ожидала мама.
– И?
– спросила она осторожно. Джианна откинула волосы с лица, чтобы посмотреть на маму. Она заставила себя улыбнуться, но это не смогло скрыть её жалкого состояния.
– Эмоциональное выгорание, - диагностировала я коротко и на один момент была не уверенна в том, говорила ли я о Джианне - или может быть всё-таки о себе.
Выгорела
– Знаешь, что мне больше всего действует на нервы в нашей ситуации?
Джианна постучала в дверь поздно вечером, сразу же засунув нос в щель, как только я произнесла вежливое "да?". Она рассчитывала на то, что меня жгуче заинтересует её ответ. При этом, у меня самой в запасе множество вариантов ответов на этот вопрос. Ей не нужно добавлять ещё один.
Но в прошедшие недели я провела слишком много ночей в моей комнате в одиночестве; немного общества возможно будет к месту. С другой стороны, я была как раз в самом разгаре моих исследований. Будет ли в этом какой-то толк, я ещё не знала. Я углубилась в жизнь Леонардо да Винчи, который, в конце концов, создал изобретения, свидетельствующие о выдающемся интеллекте и пророческой силе. Полукровка? Или возможно даже Мар? Может он даже никогда не умирал и в конце концов является одним из революционеров, с которыми сотрудничал мой отец?
– Заходи, - всё же попросила я Джианну. Сайт не исчезнет из интернета. И если Джианна останется не слишком долго, то я возможно смогу после налёта на Да Винчи посетить и WikiLeaks. Если какой-то человек, кроме нас, и знает о Марах, то возможно Джулиан Ассанже. За носом Джианны последовал и остаток её худого тела, и она засеменила к моей кровати, где сразу же, скрестив ноги, села в изголовье. Дрожа, она засунула свои голые пальцы ног под моё одеяло. Хотя я почти не уделяла внимания её внешнему виду, от меня не ускользнуло, что она выглядит немного свежее и здоровее, чем по прибытии к нам, два дня назад.
У Джианны действительно иссякли все силы - возможно понимание того, что делать дальше ещё осталось, но вот сил точно нет. Сломанный водонагреватель и кофейное покушение на клавиатуру её шефа, были только верхушкой айсберга, которая перевернула её жизнь. Это мы с мамой выясняли при изнурительном расспросе, к которому вынудили Джианну после того, как я отволокла её в оранжерею и представила маме. Отвечать Джианне было сложно, потому что ей пришлось заранее дать мне обещание, ничего не выболтать о наших ночах с Францёзом и Колином. Я боялась, что и эти события тоже, похитили у неё энергию.
Джианна, во время нашего допроса, не прикоснулась к куску своего пирога и только иногда, как пташка, попивала свой кофе. Я знала, что она любит и то и другое: кофе и пироги. Джианна была любительницей кофе. Кульминационные моменты её дня - это позволить себе ровно в полпятого слойку или, если исследования хорошо продвигались вперёд, кусочек пирога, и съесть его за редакционным столом вместе с хорошей чашкой крепкого кофе. О рабочих днях Джианны я, благодаря её электронным письмам, была между тем уже достаточно хорошо информирована. Поэтому: если Джианна после обеда в половине пятого отказывается от пирога, то что-то здесь не ладно. Всё-таки меня удивили пропасти, разверзшиеся передо мной, когда она, каясь как грешница, выложила правду.
Джианна не только выгорела, но была ещё и совершенно разорена. Потому что бюрократические препятствия жизни рассматривала как докучливые злоключения, которыми можно пренебречь, и по её собственным словам они просто отключали её мозг. Если в предложение встречались цифры, то она прочитывала письма налоговой инспекции только поверхностно и неправильно поняла закон о налогах для студентов.
– Для студентов?
– удостоверилась я удивлённо.
– Да, год назад я ещё училась в университете, - ответила Джианна немного дерзко. Моё предполагаемое безделье и мой хорошо заполненный кошелёк уже в Гамбурге, были для неё бельмом на глазу. Она не знала, чем я занимаюсь уже в течение многих недель. Так как не имела представления, что Тильманн и я запланировали поехать в Италию и убить Тессу. Пока ещё нет.
– Я думала, что ты уже в течение многих лет работаешь в прессе.
– Я и работаю. Это не значит, что попутно, ты не можешь сдать экзамены, не так ли?
– ответила она, рвясь в наступление.
– В течение дня работа, ночью учёба и написание диссертации. Так не возникает скукоты.
Во всяком случае, клаузу начёт верхнего предела исчисления взноса и необлагаемого налогами минимума для студентов Джианна истолковала скорее великодушно и думала, что ей нужно платить налог лишь за доход, превышающий этот минимум, а не за всю сумму, как только она превышала этот минимум. А она его превысила - на много. Теперь ей нужно было выплатить 5000 евро налогов. У неё была хроническая боль в плече, сломанный бойлер и ко всему прочему, во всей этой суете, нечаянно отправленное электронное письмо в общественный фонд статей, а не Паулю, в котором она, как обычно, с острословием выразилась о привычках своих газетных коллег. Это сообщение было видимо для всех несколько минут - по словам Джианны самые худшие минуты её жизни.
Она, со слезами на глазах, смогла уговорить главного технолога удалить письмо из системы, но кто-то уже распечатал его, и оно пошло по рукам. Значит для Джианны больше нет причины войти в эту редакцию ещё раз.
Я задавалась вопросом, разве её коллеги не видели или по крайней мере не чувствовали, в каком жалком состояние она находится. Она была такой уставшей, что иногда сидя, у неё закрывались глаза. Мельчайшие вещи выводили её из себя. У неё не было ни аппетита, ни жажды и первые два дня в нашем доме, она проводила с тем, что лежала в маминой швейной комнате на кровати и неподвижно там дремала. Когда я заглядывала к ней и спрашивала, не хочет ли она, по крайней мере, выйти в сад или посмотреть телевизор, она говорила, что рада просто полежать. Нет, она не хочет. Джианна играла в мертвеца.
Но только что, когда она спросила меня, знаю ли я, что больше всего действует ей на нервы в нашей ситуации, она в первый раз снова произвела на меня впечатление живого человека - человека, который нуждается так же срочно, как и я, в отдыхе, но для которого было бы достаточно получить благоразумную работу и новый бойлер, чтобы привести свою жизнь в порядок. Стоит ли мне вообще обременять её нашими планами в отношение Маров? Самое большее в наших письмах мы говорили о Колине, и это скорее на шуточный манер. Но лояльность Джианны не имеет границ. Так же она слишком любопытна, чтобы больше не иметь дела с миром Маров, как только Тильманн, Пауль и я снова обратимся к нашим мучителям. Даже если сейчас нет необходимости действовать: оставшийся от Маров отголосок был слишком сильным, слишком могучим. Невозможно было больше вести нормальную жизнь. Как будто в этом и есть смысл и цель их хищения, уничтожить все безопасные структуры, так как сделал Францёз с Паулем, прежде чем начел им закусывать. Джианна должно быть размышляла о них. Если же нет, то я полностью в ней обманулась.