Поцелуй теней
Шрифт:
Рис остановился, повернул меня к себе, провел по моим рукам ладонями.
– Ты все еще дрожишь.
– Уже не так, – ответила я.
Он ласково поцеловал меня в лоб:
– Ну, лапушка, расскажи, что тебе сделала Злая Ведьма Востока.
– Лапушка? – улыбнулась я.
– Кисонька? Цыпочка? Душечка?
– Еще того хуже, – рассмеялась я.
Он перестал улыбаться. Посмотрел на кольцо, сверкающее на фоне его белого рукава.
– Дойл говорил, что для него это кольцо ожило. Это правда?
Я глянула на серебряный восьмиугольник и кивнула.
– А
Я посмотрела ему в лицо. Оно было... несчастным.
– Королева пользовалась этим кольцом для выбора своих консортов, – сказал он.
– Оно реагировало почти на каждого стража, которого я сегодня касалась.
– Кроме меня.
В голосе его так явно слышалась горечь, что я не могла этого так оставить.
– Для этого надо коснуться кожи, – сказала я.
Он потянулся к моей руке, к кольцу. Я убрала руку.
– Не надо, пожалуйста.
– В чем дело, Мерри?
Свет пригас до сумерек. Стены коридора покрывала паутина, блестя серебряными занавесями. Бледные пауки больше моих двух кулаков прятались в ней как распухшие привидения.
– Даже в шестнадцать лет я уже знала, где остановиться. Тебе следовало бы понимать.
– За попытку шлепнуть или пощекотать – изгнание из игры навеки? Детка, это жестоко.
– Нет, это практично. Я не хочу кончить жизнь распятой на андреевском кресте.
Конечно, это был не тот случай. Я могла бы сказала Рису, и можно было бы исполнить это прямо здесь, у стены, и наказания бы не было. По крайней мере Андаис так сказала. Но я не верила тете. Она только мне сказала, что целибат отменен. Еще она мне сказала, что Эймон в курсе, а он – ее консорт, ее создание. Что, если я сейчас прижму Риса к стене, а королева передумает? Это будет безопасно лишь тогда, когда она объявит об этом публично. Тогда, и только тогда, я ей взаправду поверю.
Большой белый паук подкрался к краю паутины. Голова у него была не менее трех дюймов в поперечнике. Мне надо будет пройти прямо под этой тварью.
– Ты видела смертную, замученную до смерти за соблазнение стража, и запомнила это на всю оставшуюся жизнь. Долгая память, – сказал Рис.
– Я видела, что ее любимый палач сделал со стражем, преступившим запрет, Рис. Мне кажется, это у тебя память слишком короткая.
Я остановила его, потянув за руку, чуть не доходя до этого огромного паука. Я могла бы вызвать блуждающий огонек, но вряд ли он произвел бы на паука впечатление.
– Ты не мог бы вызвать что-нибудь посильнее блуждающего огонька? – спросила я.
Я смотрела на ждущего паука – тело его было в поперечнике больше моего кулака. Вдруг паутина над головой показалась тяжелее, как полная рыбы сеть, готовая пролиться мне на голову.
Рис посмотрел на меня с недоумением, потом поднял голову, будто впервые увидел толстые нити, шевеление наверху.
– Ты всегда не любила пауков.
– Всегда, – подтвердила я.
Рис подошел к пауку, который будто поджидал меня. Я осталась стоять посреди коридора, прислушиваясь к тяжелому
Он ничего не сделал такого, что я бы увидела, – просто коснулся пальцем паучьего брюха. Паук засеменил прочь, потом резко остановился, затрясся, ноги его задергались. Он извивался, дергался, разрывая паутину, потом беспомощно повис на ее обрывках.
Я слышала, как десятки этих тварей засеменили прочь, спасаясь. Паутина колыхалась, как перевернутый океан. Бог и Богиня, их там сотни.
Белая туша паука стала усыхать, морщиться, спадаться, будто сдавленная огромной рукой. Жирное белое тело превратилось в сухую черную оболочку, и если бы я не знала, что это было, я бы сейчас не узнала паука.
Движение в паутине прекратилось. В коридоре стало тихо, только стоял, улыбаясь, Рис. Тусклый свет будто собрался вокруг его белых локонов и белого костюма, и Рис засветился на фоне серой паутины и еще более серого камня. Он улыбался мне радостно – обычной своей улыбкой.
– Годится? – спросил он.
Я кивнула.
– Я видела однажды, как ты это сделал, но это было в битве и твоя жизнь была под угрозой.
– Тебе жалко этого насекомого?
– Это не насекомое, а арахнид, и мне его не жалко. У меня никогда не было силы нужного рода, чтобы здесь спокойно пройти.
Но... на самом деле я думала, что он вызовет в руки огонь или яркий свет и отпугнет их. Я не думала, что он...
Он протянул мне руку, все так же улыбаясь.
Я смотрела на черную скорлупу, тихо покачивавшуюся в паутине от движения воздуха, вызванного нашими телами.
Рис улыбался все так же, но глаза его стали добрее.
– Я – бог смерти или был им когда-то, Мерри. А ты что думала, я зажгу спичку или буду вопить "бу-бу!"?
– Нет, но...
Я смотрела на протянутую руку. Смотрела дольше, чем было бы учтиво. Но наконец нерешительно потянулась к ней. Наши пальцы соприкоснулись, и он шумно выдохнул.
Рис смотрел на серебряную полосу у меня на пальце. Потом поднял глаза на меня.
– Мерри, можно?
Я всмотрелась в его светло-голубые глаза.
– Почему это так для тебя важно?
Интересно, не пошли ли уже слухи о том, что королева собирается сегодня объявить?
– Мы все надеялись, что она позвала тебя выбрать себе будущего консорта. Я решил, что если кольцо кого-то не узнает, то он дальше в состязании не участвует.
– Это ближе к истине, чем ты думаешь.
– Тогда можно мне?
Он пытался скрыть, насколько его это волнует, и не смог. В общем, его можно понять. И так будет всю эту ночь, как только весть распространится. Нет, не так, а гораздо хуже.
Я кивнула.
Он взял мою руку, медленно понес к губам, говоря при этом:
– Ты знаешь, что я никогда по своей воле не сделаю тебе плохого, Мерри.
И он поцеловал мне руку, губами задев кольцо. Оно встрепенулось – другого слова не подберу. Пламя прошло через меня, через нас обоих. Ощущение это стиснуло мне сердце, забилось в горле пойманной птицей.