Почем фунт лиха
Шрифт:
— Нет, это черт знает что такое! — завопила я. — Всю ночь сражаюсь с преступниками и даже не раз простилась с жизнью, а Герман поехал в аэропорт. Ты знаешь, я ума не приложу, как живой добраться до Питера. Вас с Германом мне сам бог послал, как же после этого можно ехать в аэропорт?
Алиса вдруг рассердилась и даже топнула ногой.
— Не кричи! — пискнула она и тут же схватилась за сердце. — Скажешь ты мне, что тут происходит? Что тут происходит?
Ее взгляд блуждал по холлу, и вообще она была необычно бледна.
— Пойдем в столовую, — предложила я.
— Да, надо срочно
Глава 3
Мы переместились в столовую, и, пока варился кофе, я, не упуская подробностей, поведала про скрип полов в библиотеке. Потом мы чинно сидели на диване и, подкрепляясь коньяком, гадали об источнике этого скрипа.
Удостоверившись, что Алиса успокоилась и может трезво воспринимать действительность, я приступила к главному и рассказала о событиях, предшествовавших ее появлению.
Алиса слушала меня, широко распахнув свои и без того огромные глаза, ярко-синие с длинными, загнутыми до бровей ресницами. Я невольно залюбовалась ею.
Что поделаешь, раз Алиса так красива. Все, буквально все отступает на второй план перед ее экзотической красотой. Честное слово, не видела женщины прелестней. И как ей удалось приобрести столь ослепительную яркость в этих суровых северных условиях? Наверняка, если хорошенько покопаться, среди ее предков обнаружится какой-нибудь мавр не хуже Пушкинского. Или, в крайнем случае, араб.
Глядя на ее бледнолицых родителей, остается только гадать, из каких генетических закоулков извлекли они пастельно-бронзовый загар Алисы, с которым она не расстается круглый год. Когда я увидела ее впервые, еще маленькую девочку, хрупкую бронзовую статуэтку с неожиданно синими глазами и волосами цвета спелой пшеницы, я прямо задохнулась от восхищения и сразу же захотела с ней дружить. Так и дружу по сей день.
Несмотря на то, что наша дружба исчисляется не годами, а десятилетиями, Алиса (к жуткой зависти Нелли) по-прежнему молода, стройна и красива. Годы не властны над ней. Ее бронзовая кожа так же юна, как и мозги. Счастливая в браке Алиса умудрилась до сорока лет сохранить инфантильную наивность. Может, именно в этом кроется секрет ее молодости?
Конечно, в этом, но еще и в безграничной глупости. Но справедливости ради надо сказать, что временами и на Алису находят секунды просветления. Тогда она говорит вполне связно, разумно и (для несведущего) выглядит вполне нормальным человеком. В основном же Алиса пребывает в том загадочном состоянии, которое в народе принято называть легким помешательством. Впрочем, очень возможно, что она его удачно симулирует и полностью вошла в образ.
В связи с этим могу сказать, что анекдот про человека, купившего дверной «глазок», не анекдот вовсе. Битый час мы с продавщицей хозяйственного магазина объясняли Алисе принцип действия этого «глазка». Бедняжка только дивилась и растерянно хлопала своими длинными ресницами, не в силах что-либо понять.
— Так в двери придется делать дырку? — всполошилась Алиса, когда мы иссякли и замолчали.
— Да, — подтвердила продавщица, вдохновляемая моими
Алиса посмотрела на продавщицу как на пациентку психиатра и с чувством превосходства заявила:
— Но если я сделаю дырку в двери, зачем тогда нужен «глазок»?
Случай с «глазком» не самый тяжелый в биографии Алисы, зато самый типичный. Я могла бы рассказывать о подобных курьезах долго, но, во-первых; в основном все они уже известны из анекдотов про чукчей, а во-вторых, тогда это будет совсем другая книга.
Так вот, охваченная ужасом Алиса внимала, а я бойко рассказывала о перипетиях прошедшей ночи, одновременно недоумевая, как я, нервная и слабая женщина, могла так стоически пережить весь этот кошмар да еще сохранить присущий мне разум.
— Зря я отпустила Германа, — прочувствованно сказала Алиса, когда я полностью исчерпалась и замолчала. — Ему тоже было бы крайне интересно послушать твою историю. Твою историю.
От такого заявления у меня зачесались кулаки. Ну чем она отличается от того преступника, что всю ночь не давал мне спать? Хотя чего еще ждать от моей глупой Алисы. Она срывается из теплой постели, когда светит луна, хватает мужа, тащит его из Питера в Сестрорецк, отпускает непонятно зачем, а потом еще и жалеет несчастного, как он там в аэропорту без моих жутких историй.
У любого нормального человека возникла бы, наверное, сотня вопросов: почему, например, он сидит здесь, а не лежит в теплой постели, зачем ему все эти мои ужасы, когда и собственные ночные кошмары снятся, чего от него, нормального человека, в конце концов хотят и так далее, и тому подобное.
Алисе же все нипочем. Никакие вопросы ее не мучают. На часах пять утра, а она сидит у меня в столовой, улыбается, бодро подкрепляя себя глотками крепкого напитка, и вполне счастлива. Слов нет. Ну где еще ей разжиться мозгами, если не у меня? Должна сказать, что жадной я не была никогда.
— Дорогая, ты чудовище, — возмутилась я. — Ты хоть соображаешь, что говоришь?
— Нет, а что? — наивно изумилась Алиса.
— А то, что это жестоко — сожалеть о малочисленности аудитории в тот момент, когда лучшая подруга сообщает тебе о преступлении: покушении на ее жизнь и честь.
Частое моргание прекрасных Алисиных глаз подсказало мне: бедняжка в полном тупике.
— Каком преступлении? — с трудом переведя дыхание, спросила, наконец, она. — Каком покушении?
Ну честное слово, так у любого руки опустятся. Как еще растолковать этой дурочке, что произошло в моем доме? Боюсь, мне просто не суметь.
— Ну как же, — призвав на помощь все имеющееся терпение, вновь приступила я к объяснениям, — этой ночью у меня сильно прибавилось седых волос, потому что я подверглась вероломному нападению…
— Так это не сюжет твоей новой книги? — невероятно изумилась Алиса. — Так это все правда? Все правда?
О господи! До чего же сильно обаяние этой дурочки. Она так невинно всплеснула своими изящными ручками, так непорочно затрепетала пушистыми ресницами, что кому угодно тут же захотелось бы рухнуть на колени, поцеловать край ее платья и с криком «Да, моя королева!» отдаться в ее власть. Кому угодно, но только не мне.