Почему любовь ранит? Социологическое объяснение
Шрифт:
То, что человек понимает под своими предпочтениями, не важно, воспринимает ли он их эмоционально, психологически или рационально, и способы анализа этих предпочтений формируются на языке самой личности, что является основой архитектуры выбора [40] . Если когнитивные и эмоциональные механизмы, формирующие архитектуру выбора, исторически и культурно различаются, то современную личность можно успешно охарактеризовать условиями и способами, в которых делается выбор. В этой и следующей главе я попытаюсь охарактеризовать преобразования в экологии и архитектуре романтического выбора.
40
См.: Савани К., Маркус Х., Коннер А. Позволить предпочтениям стать вашим советчиком? Предпочтения и выбор более тесно связаны у североамериканцев, чем у индийцев // Journal of Personality and Social Psychology. 95(4). 2008. С. 861–876 [Savani K., Markus H., Conner A. Let Your Preference Be Your Guide? Preferences and Choices are More Tightly Linked for North Americans Than for Indians // Journal of Personality and Social Psychology. 95(4). 2008. P. 861–876].
Характер и нравственная экология романтического выбора
Чтобы понять differentia specifica, т. е. характерную особенность сегодняшнего современного любовного выбора, я хочу продолжить исходя из противоположного и сосредоточиться на культурном прототипе, который достаточно современен,
Я рассматриваю эти тексты не как исторические документы, повествующие о романтических практиках, а как культурные свидетельства формирования личности, морали и межличностных отношений в Англии в начале и середине XIX в. Таким образом, эти романы не используются в качестве доказательства исторической сложности брачных традиций в эпоху Регентства. Я также не намерена выделять многогранные аспекты сюжетов и персонажей Остин, что, несомненно, было бы предпочтительней при обычном литературном чтении ее романов. Мой собственный ограниченный подход оставляет без внимания многослойность и глубину ее текстов и предпочитает сосредоточиться на системе культурных допущений, формирующих матримониально-романтические традиции среднего класса, обсуждаемые в мире Остин. Джейн Остин, как известно, критиковала весьма распространенное корыстолюбие, которое управляло сватовством, и продвигала взгляд на брак, основанный на привязанности, взаимном уважении и чувствах (хотя и придерживающийся социально принятых норм). Но ее тексты интересны именно потому, что они предлагают осознанные размышления о браке с точки зрения классового подхода и об эмоциональном индивидуальном выборе, поскольку они предлагают «компромисс» между двумя этими формами действий и являются отправным пунктом для понимания культурной системы, в рамках которой формировались романтические чувства в Англии в начале и середине XIX в., т. е. дают представления о ритуалах, социальных нормах и институтах, ограничивавших выражение и проживание чувств.
В той мере, в какой литературные тексты содержат систематически закодированные культурные предположения – о самоидентичности, морали или ритуалах поведения, они могут помочь нам построить культурные модели, альтернативные нашим, – то, что социологи называют идеальными типами, которые в качестве контраста могут быть полезны для проведения анализа наших собственных романтических практик. Проводя параллели между культурной моделью Остин и фактической практикой ухаживания в средних и высших классах XIX в., я надеюсь понять некоторые элементы современной социальной структуры супружеских отношений. Подобно тому, как художники используют яркие фоновые цвета, чтобы подчеркнуть объекты, расположенные на переднем плане картины, мир Остин используется здесь в качестве живописного полотна, чтобы лучше раскрыть социальную организацию и глубинную структуру создания романтических пар в современном обществе.
Таким образом, нижеследующий анализ освещает структурные тенденции и изменение культурных моделей, а не детальное исследование конкретных случаев.
Любовь персонажей, характер любви
В своем замечательном романе «Эмма» (1816 г.) Джейн Остин объясняет природу любви мистера Найтли к Эмме:
Она [Эмма] из-за беспечности или упрямства слишком часто пренебрегала его [Найтли] советами, или даже нарочно препиралась с ним, не замечая и половины его достоинств, и ссорилась с ним из-за того, что он не хотел признавать ее ошибочные и высокомерные суждения – но все же, по семейной привязанности, по привычке и по благородству души, он любил ее, как ни одно другое существо, наблюдая за ней с детских лет, исправлял и заботливо пытался наставить ее на путь истинный [41] .
41
Остин Дж. Эмма. Whitefish, MT: Kessinger Publishing, 2004 [1816]. С. 325 [Austen J. Emma. Whitefish, MT: Kessinger Publishing, 2004 [1816]. P. 325].
Изложенное здесь видение любви исходит непосредственно из того, что мужчины и женщины XIX в. называли «характером». В отличие от давней западной традиции, которая представляет любовь как эмоцию, превосходящую способность здраво рассуждать и позволяющую слепо идеализировать объект любви, любовь Найтли в романе крепко связана с его проницательностью и способностью разбираться в людях. Вот почему недостатки Эммы подчеркнуты не менее ее достоинств. Единственный человек, который любит Эмму, является единственным, кто видит ее недостатки. Любить человека – значит смотреть на него широко открытыми и все понимающими глазами. И, в отличие от того, что мы могли бы ожидать в настоящее время, такая способность разбираться в людях (и осознавать их недостатки) не влечет за собой никаких противоречивых чувств по отношению к Эмме. Напротив, благородство души позволяет мистеру Найтли прощать ее ошибки, распознать то, что позже окажется ее собственным душевным благородством [42] , и даже с пылом и страстью стремиться усовершенствовать ее характер. Понимание недостатков Эммы совсем не противоречит его полной преданности ей, поскольку оба эти чувства проистекают из одного и того же нравственного источника. Любовь Найтли сама по себе в высшей степени нравственна не только потому, что он делает объект своей любви подотчетным моральному кодексу, но и потому, что любовь к Эмме переплетается с его нравственным замыслом формирования ее ума. Когда он с волнением смотрит на нее, не вожделение обуревает им, а страстное желание видеть, что она поступает правильно. Это конкретное представление о любви говорит не об уникальной самобытности человека, которого мы любим, а о его способности соответствовать тем достоинствам, перед которыми мы (и другие) поклоняемся. Весьма интересно, что Эмма совсем не чувствует себя униженной или оскорбленной упреками Найтли, она принимает их. Более того, мы можем предположить, что она уважает и любит Найтли именно потому, что он единственный, кто требует от нее соблюдения нравственного кодекса, которому они оба привержены. Эмма настолько привержена этому нравственному кодексу, что она принимает то, что мы назвали бы сегодня нарциссическими ранами, нанесенными Найтли, и его вызов ее самомнению во имя определения добродетели, которую она разделяет с ним. Быть любимой Найтли – значит получить от него вызов и принять этот вызов, отстаивая и его и ее собственные нравственные устои. Любить другого – значит любить все, что есть хорошего в нем и благодаря ему. Воистину, «в христианских и еврейских традициях… характер (или “совершенство” характера) определялся как согласованность добродетели и нравственной цели в сопровождении человека к благополучной жизни» [43] , и эта согласованность ожидалась во всех вопросах, включая сердечные. В отличие от концепции, воцарившейся с XVII в. (главным образом, во Франции), сердечная сфера здесь больше не подвластна сама себе. Прежде непонятная и необъяснимая для разума и нравственности, теперь она тесно связана с ними и ими же регулируется. Наконец, это любовь, которая вырастает из привязанности и привычки, далекая от сиюминутного влечения, характеризующего любовь с первого взгляда. Любовь воспринимается не как крушение или вторжение в чье-то существование. Скорее, она развивается со временем, в дружеских отношениях, благодаря тесному знакомству семей и взаимодействию в повседневной жизни. Знакомству такому близкому, что с современной точки зрения есть что-то смутно кровосмесительное в том, что Найтли наблюдал за Эммой с детских лет. Это любовь, в которой человек уже включен в чью-то повседневную жизнь и имеет достаточно возможностей наблюдать за жизнью этой семьи, узнавать и испытывать характер другого человека с течением времени. Как выразился Джеймс Хантер, «характер… противостоит беспринципности» [44] . Метафора, которую использует Кьеркегор: «характер отчеканен в человеке» [45] . Поскольку все зависит от характера, любовь здесь не внезапное происшествие, а событие, подготовленное временем, вписанное в Longue dur'ee (долговечность).
42
Остин Дж. Эмма. Whitefish, MT: Kessinger Publishing, 2004 [1816]. С. 325 [Austen J. Emma. Whitefish, MT: Kessinger Publishing, 2004 [1816]. P. 325].
43
Хантер Дж. Смерть персонажа: Нравственное воспитание в эпоху отсутствия добра и зла. NY: Basic Books, 2000. С. 21 [Hunter J. D. Death of Character: Moral Education in an Age without Good or Evil. New York: Basic Books, 2000. P. 21].
44
Там же. P. 19.
45
Там же.
Случись подобная любовь в настоящее время, чувства Найтли к Эмме, вероятно, назвали бы покровительственными и контролирующими и рассматривали бы «характер» или «добродетель» как кодовые слова для патриархального контроля над женщинами. Но подобная интерпретация должна была бы пренебречь удивительной souverainet'e (самостоятельностью) героинь Джейн Остин в вопросах любви. Такая самостоятельность является характерной особенностью ее женских персонажей, ключ к разгадке которой можно найти в глубоких культурных предположениях, формирующих личность этих женщин. Почему Элизабет Беннет, героиня книги «Гордость и предубеждение» (1813 г.), принимает высокомерные и пренебрежительные суждения Дарси о ее внешности («она вполне сносна; но недостаточно привлекательна, чтобы соблазнить меня…» [46] (курсив мой. – Автор)) без уныния и чувства унижения, а достойно и с юмором? Потому что его презрение не влияет на ее чувство собственного достоинства и самооценку. Несмотря на то, что Дарси является самой привлекательной перспективой брака, доступной в ее непосредственном окружении, Элизабет полностью контролирует свои чувства, позволяя им проявляться только тогда, когда он начинает соответствовать ее видению и пониманию любви.
46
Остин Дж. Гордость и предубеждение. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2010 [1813]. С. 40 [Austen J. Pride and Prejudice. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2010 [1813]. P. 40].
Энн Эллиот, главная героиня книги «Доводы рассудка» (1818 г.), узнает, что капитан Уэнтуорт, не видевший ее девять лет, считает, что красота ее утрачена. Энн все еще влюблена в Уэнтуорта, но вместо того, чтобы отчаяться, как мы бы ожидали, она «обрадовалась, услышав [эти слова]. Они действовали отрезвляюще; они унимали волнение; они успокаивали и, следовательно, должны были сделать ее счастливее» [47] . Трудно себе представить, что в подобной ситуации женщина не только не потеряла самообладание, а почувствовала радость от того, что некогда влюбленный в нее человек находит ее менее привлекательной.
47
Остин Дж. Доводы рассудка. Oxford: Oxford University Press, 2004 [1818]). С. 54 [Austen J. Persuasion. Oxford: Oxford University Press, 2004 [1818]. P. 54].
И последний пример – Элинор Дэшвуд, героиня романа «Разум и чувства» (1811 г.), влюблена в Эдварда Фаррарса. Только после того, как Элинор влюбилась в него, она узнает, что он тайно обручен с другой женщиной, Люси. Когда позже ей сообщают, что Эдвард не разорвал помолвку с Люси (а значит, собирается жениться на ней), она радуется его нравственной красоте, поскольку нарушение обещания, данного другой, сделало бы его морально недостойным. Очевидно, что верность Элинор своим нравственным принципам превалирует над ее любовью к Эдварду, точно так же, как его помолвка с Люси должна превалировать над его чувствами к Элинор. Найтли, Уэнтуорт и Энн Эллиот не ведут себя так, будто существует противоречие между их чувством морального долга и страстью. И, действительно, в их поведении нет никакого противоречия, поскольку каждый из них представляет собой «целостную личность» [48] . Иными словами, невозможно отделить нравственное от эмоционального, поскольку именно нравственные устои формируют эмоциональную жизнь, которая в результате также имеет здесь и общественную значимость.
48
Кокшат А. О. Дж. Мужчина и женщина: Любовь и литературный роман. Исследование. Oxford: Oxford University Press, 1978. С. 67 [Cockshut A. O. J. Man and Woman: A Study of Love and the Novel, 1740–1940. Oxford: Oxford University Press, 1978. P. 67].
С точки зрения современной чувствительности и уязвимости героини Джейн Остин не только необыкновенно самоуверенны, но и странным образом далеки от необходимости, как бы мы сейчас сказали, самоутверждаться перед своими поклонниками. Возьмем, например, реакцию Энн на замечание Уэнтуорта о ее утраченной красоте. Создается впечатление, что их самооценка гораздо меньше зависит от мужского взгляда, чем самооценка современных женщин (см. главу 4). Учитывая состояние правовой зависимости и лишения женщин избирательных прав в то время, подобное поведение может показаться удивительным. Это загадочное явление можно легко объяснить: ответ заключается именно в характере героинь Остин, т. е. в их способности формировать свое внутреннее и внешнее «я» для нравственной цели, превосходящей их желания и интересы. Ощущение внутреннего «я» и самооценка не даруется им кем-либо, а проистекают из их способности распознавать и выполнять моральный долг, почти осязаемый. С этой точки зрения, внутренняя ценность обусловлена именно их способностью обуздывать личные желания и сознавать безукоризненность претворения в жизнь их моральных принципов, как ими самими, так и другими, как в любви, так и в других делах. По сути, характер заключается именно в совпадении желания и нравственной цели. Таким образом, характер – это своего рода воплощение ценностей, исповедуемых этими женщинами. Он базируется не на основном, онтологическом, определении личности, а на перформативном: по сути своей он должен быть на виду, чтобы остальные засвидетельствовали его существование и одобрили его; он заключается не в уникальном психологическом состоянии или ощущении (или, по крайней мере, не так явно), а в деяниях; речь идет не об уникальности и неповторимости личности, а скорее, о способности проявлять всеми узнаваемые и проверенные добродетели. Таким образом, характер – это не столько сфера внутреннего «я», сколько способность соединять свои глубинные ценности с общественной сферой ценностей и норм. Он требует, чтобы личность зависела от репутации и чести, регулируемых публичными правилами поведения, а не столько от личной эмоциональной «оценки», даруемой одним конкретным человеком. В контексте любви и ухаживания характер определяет тот факт, что оба влюбленных черпают ощущение ценности своей личности непосредственно из их способности принимать нравственные кодексы и идеалы, а не из одобрения, дарованного объектом их любви. И ценность женщины, судя по всему, устанавливается совершенно независимо от одобрения или неодобрения поклонника. В этой нравственной экономике и поклонник, и женщина знают, кто они, какова их социальная и моральная ценность, и именно это знание создает их взаимную любовь (см. главу 4 для сравнения). Очевидно, что выбрать партнера им помогут влечение, симпатия или любовь. Но выбор совершается в соответствии с ранее существовавшими моральными кодексами и социальными правилами, и именно от способности успешно применять эти кодексы влюбленные и получают ощущение ценности. В этом смысле значимость, которую они придают друг другу, если и не полностью объективна, то, по крайней мере, имеет объективные корни.