Почему мама часто матерится
Шрифт:
– Дети так быстро растут, – со вздохом сказала Кэти, а потом как заорала: – РУБИ! РУБИ! ОТОЙДИ ОТ СОБАКИ! Я СКАЗАЛА, ОТОЙДИ! НЕ ТРОГАЙ ТАМ СОБАКУ! НЕ ТЯНИ ЕЕ ЗА ХВОСТ! ОНА ТЕБЯ СЕЙЧАС УКУСИТ! ТЫ С УМА СОШЛА, ЧТО ЛИ! Боже, забудь, что я до этого сказала. Не так уж быстро они и растут. РУБИ! ОТОЙДИ, СКАЗАЛА, ОТ СОБАКИ! ЗАЧЕМ ТЫ НАЛИЛА НА НЕЕ СОК? Боже, и когда они уже вырастут?
– Кэти, как думаешь, я могу закосить под миллениала? – с надеждой спросила я.
– Ну, миллениал – понятие растяжимое, – любезно ответила Кэти.
Великий День наступил. День, от которого зависит все. Мне удалось выйти из дома и ничего на себя не пролить
В расчетное время до места назначения я включила заход в крафтовый высокоморальный кофешоп с тем, чтобы дополнить свой хипстерский социально ответственный имидж порцией органического латте на соевом молоке.
В бизнес-центре я плавно подгребла к стойке администратора и представилась, меня попросили посмотреть в камеру, чтобы сфотографировать для пропуска, выдали беджик с моим фото, на котором я выглядела как подозреваемый в полицейском участке, так еще и прическа успела свихнуться набекрень, пока я шла с парковки.
Из сверкающего лифта выпорхнул юнец в коротеньких штанишках, он должен был провести меня в переговорную для собеседования. Увидев у меня в руках кофе из дорогущего благопристойного кофешопа, он неодобрительно покачал головой. (А что за мода пошла мужчинам носить коротенькие брючки? Так еще и обувь на босу ногу? Интересно, носочно-чулочной индустрии пришел конец?)
– Оу! – издал он возглас удивления. – А Вы с собой не носите свою кружку? Я даже и представить себе не мог, что до сих пор кофе на вынос наливают в бумажные стаканчики.
– Они из биоразлагаемого материала, – проблеяла я заискивающе. – Из неотбеленной целлюлозы, переработанной.
– Ммм, а Вы не задумывались, сколько электричества уходит на переработку целлюлозы? – продолжал он давить на меня. – Намного больше, чем на то, чтобы помыть многоразовую кружку.
Ёжкина мать. Я завалила первый тест. До этого я пребывала в полной уверенности, что если что-то можно переработать, то оно уже считается экологичным и прогрессивным, очевидно, что это не так. Я незаметно оставила стаканчик на подоконнике, едва поспевая за юнцом, который мчался вдоль прозрачных стеклянных коридоров, он привел меня в светлую переговорку с напольным покрытием из искусственной травки.
– Это наш уголок для раздумий, – объяснил он. – Мы здесь устраиваем мозговые штурмы и генерируем концепции. На стенах можно писать, если у вас есть какие-то идеи, то можно сразу же записать на стене, чтобы другим тоже было видно и они могли в этом поучаствовать. Я пойду скажу Эду, Габриэле и остальным, что Вы пришли. А Вы пока располагайтесь.
Я молча кивнула, оглядела комнату и заметила на стене один-единственный рисунок, который обычно можно увидеть на каждом заборе. Моей первой реакцией было желание стереть это безобразие, пока другие не увидели, а то подумают еще, что это я намалевала. Но потом я заколебалась, а вдруг они заявятся прямо посреди того, как я буду стирать со стены, и тогда они точно подумают, что это моих рук дело? А что если это тоже тест на широту моих взглядов, и если я сотру это, то им станет ясно, что я ханжа с подавленной сексуальностью? А может, это тест на инициативность, проверка, насколько я расторопна и успею ли я стереть эту непристойность до того, как придут проверяющие? Теперь буквально все мои мысли вертелись вокруг этих гениталий.
Чем больше я смотрела на этот рисунок, тем больше он становился, и тут дверь распахнулась и в комнату вошли четверо.
– Здравствуйте, Эллен, извините, что пришлось ждать, – сказала одна из вошедших, на ней были хорошо сидящие брючки и стильные ботики до щиколоток, и одевалась она явно при свете дня. – Меня зовут Габриэла, я из отдела кадров. Это Эд, возможно, Ваш непосредственный менеджер. – Она указала на тормознутого, но в целом приятно выглядящего мужчину, не из молодых да ранних, а вполне себе далеко за сорок, что давало мне надежду, что у них работают люди, которые знают Рика Эстли не только по рикролл-мему. – Это Тони и Гейл, они тоже будут присутствовать на собеседовании, если Вы не против.
Я лучезарно улыбнулась и промямлила что-то, что должно было прозвучать как приветствие.
– У нас здесь все запросто, – продолжала Габриэла, – мы не придерживаемся традиционного формата, где все сидят за столом, располагайтесь, где вам будет удобно, и начнем нашу беседу.
Она обвела рукой, приглашая приземлиться на любой из бесформенных мешков, мягких пуфиков и колченогих табуретов, составлявших эклектичный интерьер этой комнаты для раздумий. Когда она обводила рукой комнату, взгляд ее уперся в наскальный рисунок.
– Ой, господи, а ЭТО что такое? – удивилась она.
– Это не я, это здесь уже было, когда я пришла, – выпалила я.
Габриэла посмотрела на меня с укоризной.
– А я и не думала на Вас. В том смысле, что зачем Вам… ну ладно, давайте не будем об этом. Тони, проверь, кто последний букировал эту комнату, и дай мне знать, хорошо? Это возмутительно. Ну ладно, давайте присядем уже и поговорим.
Я заняла табуретку, потому что сесть на мешок, а потом с него встать в моих новых слегка впритык брюках было бы весьма затруднительно, еще, не дай бог, треснут по швам, пока я буду пытаться встать с мешка. В этом месте светить попой, чтобы получить работу вряд ли получится. К большому сожалению Эда, моего потенциального начальника, если мне все-таки удастся получить эту работу, ему достался мешок. По его виду было понятно, что он совсем не рад такому распределению посадочных мест, и можно было услышать, как он чертыхнулся, когда с трудом опустился на этот бесформенный надутый шар. Опять я не успела сориентироваться и произвести приятное впечатление.
Само собеседование прошло вполне себе ничего, как мне показалось. Ну, не знаю. Эд задавал вопросы о моих навыках и опыте работы, на которые у меня были заготовлены отличные ответы, но после каждого моего ответа он все больше сопел и хмурился, так что было непонятно, может, он уже на этапе выбора сиденья возненавидел меня и решил, что не станет со мной работать.
Габриэла задавала стандартные HR-вопросы, на которые я никогда не знаю, как правильно отвечать, – то ли давать шаблонные ответы, то ли завернуть что-нибудь эксцентрично-находчивое, чтобы выделиться из толпы претендентов на место. Также мне не совсем ясно, какие вопросы продиктованы подлинным интересом к моей личности, а какие вопросы с подвохом, чтобы выявить, а не психопатка ли я. Тони и Гейл большей частью молча записывали что-то, и у меня сложилось впечатление, что их работой было проводить психологическую оценку моей личности.
Никто не поинтересовался, каким деревом я хотела бы стать, будь у меня такая возможность. У меня был заготовлен ответ, я бы хотела стать белой березой, потому что она выделяется из толпы других деревьев своей серебристой корой, а еще береза – очень многофункциональное и полезное в хозяйстве дерево. Скорее всего, всем было наплевать, какое бревно из меня получится.
Новые туфли натерли мне ноги, а в лифчике свербили крошки от тоста, так что сосок у меня раздулся и чесался, в таком состоянии обстоятельно отвечать на заковыристые вопросы Эда было затруднительно, к тому же я боялась пошевелиться на этом колченогом табурете под пристальными взглядами Тони и Гейл, которые наверняка сочли бы мои подергивания за проявления психопатических отклонений.