Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты
Шрифт:
Тропические болезни, разумеется, причиняют огромные страдания людям и являются причиной высокой младенческой смертности в Африке, но они не являются причиной африканской бедности. Наоборот, болезни являются следствием бедности и того, что правительства этих стран не могут или не находят нужным предпринять меры по охране общественного здоровья, которые позволили бы эти болезни ликвидировать. В Англии XIX века также имелись серьезные проблемы со здравоохранением, но правительство постепенно инвестировало в постройку водопроводов, систем канализации и очистки сточных вод, а в конечном счете — в создание эффективной системы здравоохранения. Более здоровое население и увеличившаяся продолжительность жизни суть не причины экономических успехов Великобритании, а следствие уже произошедших в стране экономических и политических изменений. То же самое можно сказать и о городе Ногалес, штат Аризона, США.
Другой постулат географической теории сводится к тому, что сельское хозяйство в тропиках принципиально не может быть
Еще одна популярная версия географической теории была разработана специалистом по экологии и эволюционной биологии Джаредом Даймондом. Он утверждает, что причины неравенства в развитии континентов к началу Нового времени (то есть около 500 лет назад) лежат в различной доступности на разных континентах пригодных для одомашнивания растений и животных, что впоследствии привело к разнице в эффективности сельского хозяйства. В некоторых местах, как, например, в Плодородном полумесяце (на территории современного Ближнего Востока), было множество подходящих для культивации и одомашнивания видов растений и животных. В других местах, например в Америке, их было гораздо меньше. Наличие большого числа пригодных для доместикации видов сделало возможным и даже привлекательным переход от охоты и собирательства к оседлому земледелию. В результате земледелие возникло в Плодородном полумесяце раньше, чем в Америке, вследствие этого выросла плотность населения, что сделало возможным разделение труда, развитие торговли, урбанизацию и развитие политических институтов. Особенно важно то, что в местах, где оседлое земледелие распространялось более широко, гораздо быстрее происходили технологические инновации. Таким образом, согласно Даймонду, различные возможности для одомашнивания растений и животных на разных континентах повлекли различную интенсивность сельского хозяйства на этих континентах, а следствием этого, в свою очередь, стали различные скорости и направления технологических изменений и разные уровни богатства.
Хотя Даймонд дает убедительные ответы на поставленные им самим вопросы, его теорию нельзя экстраполировать на современность и объяснить ею современное неравенство. Например, Даймонд утверждает, что испанцы смогли завоевать цивилизации Нового Света благодаря тому, что у них была более долгая история земледелия и последующего развития более совершенных технологий. Но ведь наша цель состоит в том, чтобы объяснить, почему бедны современные мексиканцы и перуанцы, которые живут на бывших территориях ацтеков и инков. Да, у испанцев были пшеница, ячмень и лошади, и это делало испанцев богаче инков, но разница в доходах между первыми и вторыми была не такой большой. Средний доход жителя Испании был, может быть, раза в два больше, чем доход жителя Империи инков. Логика Даймонда предполагает, что после того, как инки получили доступ ко всем тем технологиям и видам животных и растений, которых у них раньше не было, они должны были бы быстро догнать испанцев и достичь их жизненных стандартов. Напротив, в XIX и XX веках разрыв в уровне благосостояния только увеличился: сейчас средний испанец в шесть раз богаче среднего перуанца. Этот разрыв тесно связан с неравномерным распространением современных технологий промышленного производства и имеет мало отношения как к наличию пригодных для доместикации животных и растений, так и к якобы объективно обусловленной и постоянной разнице в эффективности сельского хозяйства в Испании и в Перу.
Если Испания, хотя и с опозданием, переняла новые технологии — паровую машину, железные дороги, электричество, механизацию и фабричное производство, то перуанцы этого не сделали вообще или, в лучшем случае, сделали очень медленно и половинчато. Этот технологический разрыв сохраняется и, более того, воспроизводит себя во все большем масштабе, особенно в условиях, когда новые технологии, в частности информационные, выступают двигателями экономического роста во многих развитых и быстро развивающихся странах. Теория Даймонда не объясняет, почему эти ключевые технологии не распространяются по всему миру и не выравнивают доходы в мире, так же как она не помогает нам понять, почему северная часть Ногалеса настолько богаче своего южного близнеца, хотя пятьсот лет назад оба этих города были частью одной и той же цивилизации.
История Ногалеса высвечивает и еще одну проблему теории Даймонда: как мы уже видели, какими бы недостатками в 1532 году ни обладали империи инков и ацтеков (сегодня это территории Перу и Мексики соответственно), эти страны были уж точно богаче, чем те части Америки, которые позже превратились в США и Канаду. Северная Америка стала такой процветающей именно потому, что активно перенимала технологии и другие достижения промышленной революции. Население Северной Америки становилось все более образованным, железные дороги пересекли Великие равнины. Совсем другим было положение в Южной Америке. Этот разительный контраст не может быть объяснен лишь разницей в географических условиях Северной и Южной Америки: если уж на то пошло, у Южной Америки они более выгодные.
Неравенство в современном мире в основном является следствием неравномерного распространения и применения технологий, и теория Даймонда также не оставляет без внимания это обстоятельство. В частности, Даймонд вслед за историком Уильямом Макнилом утверждает, что ориентация Евразии с востока на запад способствовала распространению сельскохозяйственных культур, домашних животных, а также технологий из Плодородного полумесяца в Западную Европу. А меридиональная — с севера на юг — протяженность Америки стала причиной того, что письменность, независимо изобретенная на территории современной Мексики, не смогла проникнуть ни в Анды, ни в Северную Америку. Однако пространственная ориентация континентов не может дать объяснение современному неравенству. Возьмите Африку. Хотя Сахара представляет собой серьезное препятствие для распространения товаров и идей с севера на юг, это препятствие не является непреодолимым. Португальцы, а затем и другие европейцы, обогнув континент морем, проложили путь в субсахарскую Африку и быстро ознакомили африканцев с европейскими технологиями, причем это случилось во времена, когда разница в доходах населения Африки и Европы была совсем не такой большой, как сегодня. С тех пор, однако, Африка не только не достигла уровня развития Европы, но наоборот: разрыв в доходах между ними только вырос.
Вполне логично и то, что теория Даймонда, нацеленная на объяснение неравенства между континентами, не очень подходит для объяснения неравенства в пределах одного и того же континента, а ведь именно этот аспект наиболее бросается в глаза в современном глобальном неравенстве. Допустим, пространственная ориентация Евразийского континента может объяснить тот факт, что англичанам было легко воспользоваться изобретениями, сделанными на Ближнем Востоке, и они были избавлены от необходимости делать эти открытия заново. Но теория Даймонда никак не объясняет, почему промышленная революция произошла именно в Англии, а не, скажем, в Молдавии. Кроме того, как отмечает сам Даймонд, Китай и Индия также выиграли от пространственной ориентации Евразии, и там тоже было много пригодных для одомашнивания животных и растений. Однако большинство бедняков мира сейчас живут именно в этих двух странах.
На самом деле лучший способ увидеть внутренние ограничения теории Даймонда — это взглянуть на его собственные влияющие переменные. Карта 4 демонстрирует распространенность дикого кабана (Sus scrofa), предка современной домашней свиньи, и тура, предка современного крупного рогатого скота. Оба вида животных были широко распространены по всей Евразии и даже в Северной Африке. Карта 5 демонстрирует распространенность некоторых предков современных злаков, например дикого риса (Oryza sativa), одомашненного в Азии и ставшего основной сельскохозяйственной культурой в регионе, а также предков современных пшеницы и ячменя. Как видно на карте, дикий предок риса был широко распространен по всей Южной и Юго-Восточной Азии, а предки пшеницы и ячменя были распространены вдоль протяженной дуги от Леванта через Иран и Афганистан до территории сегодняшних Туркменистана, Таджикистана и Кыргызстана. Эти дикие виды, прародители основных современных культурных злаков, росли на большей части территории Евразии. Но именно их широкая распространенность подсказывает, что неравенство внутри Евразии нельзя объяснить с помощью теории, которая вся построена на различной доступности пригодных для одомашнивания животных и растений.
Карта 4. Исторические ареалы обитания диких предков крупного рогатого скота и домашней свиньи
Географическая теория не только бесполезна с точки зрения объяснения истоков процветания народов; она исходит из неверных постулатов и в принципе неспособна объяснить современное положение вещей, с описания которого мы начали эту главу. Ее сторонники утверждают, например, что любое устойчивое соотношение в структуре мирового неравенства — например распределение стран обеих Америк по душевому доходу или резкий и постоянный разрыв в уровне благосостояния между Европой и Ближним Востоком, — можно объяснить более или менее удачным географическим (то есть постоянно неизменным) положением той или иной страны. Но это не так. Мы уже убедились в том, что ситуация в Америке вряд ли определяется географическими факторами. До 1492 года цивилизации в долинах Центральной Мексики, в Центральной Америке и в Андах были передовыми с точки зрения технологического развития и благосостояния, тогда как Северная Америка и территории будущих Аргентины и Чили заметно отставали. Со временем география не изменилась, зато институты, установленные европейцами, повернули вспять судьбу этих регионов.