Почтальон смерти
Шрифт:
Екатеринбург. Центр
— Останови здесь. — Муса отсчитал деньги, чтобы расплатиться за проезд.
Таксист вопросительно посмотрел на пассажира.
— Но мы же еще до места не доехали…
— Останови! — в своей обычной манере лаконично произнес чеченец.
Таксист не стал связываться с незнакомым кавказцем. Он тормознул свое авто у тротуара и позволил клиенту высадиться из машины. Как только Муса захлопнул за собой дверцу, «Волга» тут же укатила прочь.
Напротив, через дорогу, за дощатым забором велись строительные работы. Через бреши в ограждении были видны бетонные плиты, горы кирпича, бетономешалки… Около
Муса зашел в хлебный ларек неподалеку от того места, где вышел из такси. С двумя буханками белого хлеба он перешел на противоположную сторону и вошел через дыру в заборе на строительную площадку. Собаки, почуяв приближение незнакомца с лакомым угощением в руках, радостно подбежали к нему. Муса сел на деревянные балки, сваленные неподалеку от возводимой постройки. Затем неторопливо отломил несколько кусков хлеба и швырнул псам. Голодные обитатели стройки накинулись на пищу. Муса отломил еще один кусок, затем еще и еще…
Так продолжалось до тех пор, пока собаки не съели весь хлеб. Тщательно подобрав крошки, псы, виляя хвостами, убежали со стройки, выскочив через дыру в заборе на дорогу. Муса задумчиво проводил собак взглядом. Затем встал и сам. Перешагнув через забор, он медленно пошел к автобусной остановке.
Муса был выходцем из екатеринбургского интерната, после окончания которого его жизнь стала похожа на жизнь таких же вот блудных собак. Такая же неприкаянная, беспокойная, бездомная… Ни дня на одном месте.
Муса вспомнил один эпизод из своей жизни в интернате для несовершеннолетних. Был вечер. Им было не больше тринадцати лет. С группой мальчишек он вышел во двор, чтобы поиграть в футбол. Так думали воспитатели. На самом же деле на улице должна была состояться очная ставка негласного предводителя интернатской оравы Валерия — здорового, не по годам высокого подростка — и щуплого чеченского мальчика Мусы. Все началось год назад, когда Мусу перевели в другой интернат. Коллектив не принял нового воспитанника. Мальчик уже тогда проявил себя как будущий лидер. На уроках математики он первый складывал в уме сложные числа, быстро бегал и нравился девочкам. Густые черные брови уже тогда срослись над переносицей, у него были выразительные глаза и грустный взгляд… Все девчонки в классе засматривались на необычного кавказского мальчика, переведенного к ним в группу. Все эти обстоятельства и сделали невозможным спокойное существование новичка в интернате. Мальчишки стали придираться к нему на каждом шагу. И вот однажды в ходе таких разборок Муса, зажатый группой подростков в углу спортивного зала, сумел вывернуться, попав кулаком в ухо самому активному из нападавших на него парней. Потом Муса смог убежать от преследователей. Тогда своим спасением он был обязан одному парнишке. Тот успел подставить подножку первому бежавшему, длинноногому Валерию. Когда Валера упал, паренек отпустил удачную шутку насчет долговязого детины. Вся группа взорвалась дружным смехом. О Мусе забыли. Хоть как-то насолить тирану Валерию многие были только рады.
Но лидер интернатских этого случая не забыл. И несмотря на то что причиной его позора был не Муса, своим долгом Валера посчитал отомстить за конфуз именно чеченцу…
Вот по этому случаю мальчишки и собрались во дворе интернатской спортплощадки. Неизвестно, чем бы закончился инцидент, потому как лидер компании был не на шутку взбешен случившимся с ним, но на помощь Мусе вновь пришел тот же самый мальчишка, что и в предыдущий раз. Интернатские поставили Мусе условие. Если за него заступится хоть один из них, его отпустят. Никто не мог даже предположить, что в этих условиях найдется хотя бы один смельчак, который посмеет пойти против гнева Валерия. А тот парнишка выступил вперед и как ни в чем не бывало обратился к присутствующим с просьбой, чтобы Мусу отпустили. Интернатские так и поступили…
Позже между чеченским пареньком и его тогдашним заступником завязалась тесная дружба…
В тот злополучный день, так удачно разрешившийся, Муса невредимым ушел в спальные комнаты и лег на кровать.
Спал он всегда на верхней полке двухэтажной кровати в углу около окна. Из щелей форточки сильно задувало с улицы, но Муса перед сном упрямо задвигал кровать в самый угол. Так было спокойнее, потому что расправа интернатовских могла поджидать его в любое время дня и ночи. И рядом могло не оказаться того, кто протянет ему руку помощи. Конечно, бывали случаи, когда он и сам давал достойный отпор нападавшим. Но сейчас в углу было как-то надежнее… Ему всегда приходилось быть начеку…
С тех времен Муса на всю жизнь усвоил этот урок: среди людей никогда нельзя быть до конца уверенным, что тебя не зажмут в углу какого-нибудь спортивного зала. То ли дело собаки. Животные не лживы… Если и промелькнет в глазах звериная сущность хищника, то, насытившись, собака снова станет вилять хвостом. Человеку же бывает трудно выпустить из рук свою жертву. Даже если для травли ее нет других причин, кроме желания властвовать над себе подобными. Человек жаден до чужой боли…
Екатеринбург. Улица Садовая
— И что потом? — Старший инкассаторской группы Степан Меченков слегка приспустил боковое стекло и мощным щелчком швырнул окурок на тротуар. — Ты пригласил ее куда-нибудь?
— Ну, естественно. — Сидящий справа от него Воробьев залихватски сдвинул фуражку на затылок. — Договорился, что мы созвонимся сегодня вечером и определимся по времени.
— По времени? — переспросил Меченков. — По времени — это хорошо. Но само свидание-то когда?
— Завтра. В обед, — Воробьев даже мечтательно закатил глаза, вспомнив образ той девушки, с которой ему довелось познакомиться сегодня утром. Перед мысленным взором так и стояло ее миловидное личико, обрамленное вьющимися каштановыми локонами. — Я думаю сводить ее во «Встречу». А что? Весьма приличное местечко. Цены, конечно, кусаются, ну а где они не кусаются?
— Логично. Только смотри не попади впросак, как это было у тебя с Татьяной. Заранее возьми с собой все свои сбережения.
Меченков от души рассмеялся, довольный столь незамысловатой шуткой. Не принимавший участия в их дискуссии водитель Илья Параконный поддержал товарища лишь слабой вымученной улыбкой. Беспокоившая его два последних дня зубная боль не оставляла Илью в покое практически ни на минуту. Не в первый уже раз Параконный дал себе слово наведаться к дантисту завтра же утром.
— И расскажешь потом, чем дело закончится? — добавил к уже сказанному ранее Меченков.
— А тебе-то зачем? — Воробьев явно обиделся на предыдущее высказывание. Ноздри у него широко раздулись. — Можно подумать, это ты с ней собираешься строить серьезные отношения?
— Ого! — Меченков даже присвистнул от удивления. — Так ты уже задумываешься о серьезных отношениях? Ты, у которого ни один роман не длился больше двух-трех недель?
— Это в прошлом. Мне уже тридцать два, Степа. Пора создавать семью. Не хочу, чтобы на старости лет некому было стакан воды подать.