Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы
Шрифт:
— Я говорю тебе, что не хочу никакой загородной пивной. Хочу найти типа, который все это купит, все как есть, и заплатит наличными.
— Даже если себе в убыток?
— Мне — нет.
— Но посмотри, Фрэнк. Эта лицензия стоит всего двенадцать долларов за шесть месяцев. Боже мой, ну можем мы набрать двенадцать долларов или нет?
— Получим лицензию — и начнется новая возня. Мы уже и так занимаемся и бензином, и пончиками, а теперь еще и пивом. Черт бы все это побрал! Я хочу выбраться отсюда, пока все совсем не запуталось.
— Пиво
— Это их проблема, меня это не касается.
— Люди сюда так и ломятся, площадка под деревом уже готова, а я им теперь должна говорить, что пива нет, потому что у нас нет лицензии.
— Почему ты должна им что-то объяснять?
— Если бы мы поставили стойку с краном, то могли бы качать пиво. Бочечное лучше бутылочного, и доход от него больше. Я как раз в Лос-Анджелесе видела красивые стаканы. Стеклянные и высокие. Такие, из которых люди любят пить пиво.
— Ну так что, заведем насос и стаканы, да? Говорю тебе, я не хочу никакой загородной пивной.
— Фрэнк, ты вообще хочешь когда-нибудь стать человеком?
— Ну вот, чтобы было ясно. Я хочу убраться отсюда. Хочу куда угодно, где на меня отовсюду не будет зыркать дух твоего грека, где в моих снах не будет звучать его голос, где я не буду вздрагивать каждый раз, когда по радио заиграет гитара. Я должен убраться отсюда. Должен, или я помешаюсь.
— Ты лжешь.
— Я не лгу. В жизни не говорил правды чище.
— Тебя не пугает дух несчастного грека, вовсе нет. Другого он, может быть, и пугал, но не мистера Фрэнка Чемберса. Куда там, ты хочешь смыться, потому что ты бродяга, вот и все. Был бродягой, когда пришел сюда, и бродягой остался. Если мы уедем отсюда и у нас кончатся деньги, что дальше?
— Какое мне дело? Главное, прочь отсюда.
— То-то и оно, что тебе нет дела. Но мы могли бы остаться и тогда…
— Я это чувствовал. Значит, вот что ты планируешь? Вот о чем мечтаешь все это время. Что мы останемся здесь.
— А почему бы и нет? Дела идут хорошо. Почему мы не можем здесь остаться? Послушай, Фрэнк. Сколько мы знакомы, ты все хочешь сделать из меня бродягу, но не выйдет. Я тебе говорила, я не цыганка. Я хочу стать человеком. Остаемся здесь. Никуда не поедем. Возьмем лицензию на пиво. Выбьемся в люди.
Была уже поздняя ночь, и мы были наверху, полураздетые. Она расхаживала взад-вперед, как тогда в суде, и говорила в той же странной рваной манере.
— Ясно, что остаемся. Все будет по-твоему, Кора. Успокойся, выпей.
— Не хочу напиваться.
— Нет, хочешь. Мы еще посмеемся над тем, как нам достались денежки.
— Мы уже насмеялись по горло.
— Но теперь мы заколотим большие деньги. В этой твоей загородной пивной. Мы должны за это выпить, за удачу.
— Ты сумасшедший. Ну ладно. За удачу.
Подобные стычки происходили по нескольку раз за неделю. И каждый раз, когда я отходил с перепоя, мне снился тот же сон. Я все еще куда-то падал, и в ушах
Едва истек ее условный срок, как пришла телеграмма, что больна ее мать. Она второпях собрала кое-какие вещи, и я отвез ее к поезду.
Когда я возвращался на стоянку, меня охватило такое странное настроение, будто я наполнен газом и свободно могу летать. Я чувствовал себя свободным. Целую неделю мне не придется ни с кем выяснять отношений, прогонять дурные сны или утешать некую женщину бутылкой спиртного.
На стоянке какая-то девушка пыталась завести двигатель. Все впустую. Она сделала все, что могла, но машина так и не ожила.
— Что случилось? Не едет?
— Оставила включенным зажигание, вот аккумулятор и сел.
— Так нужно его зарядить.
— Да, но мне нужно домой.
— Я вас отвезу.
— Вы очень добры.
— Я вообще добрейший человек на свете.
— Но вы не знаете, где я живу.
— Мне все равно.
— Это очень далеко. За городом.
— Чем дальше, тем лучше. Где бы это ни было, нам по пути.
— Вам невозможно ответить «нет».
— Если невозможно, то не отвечайте.
Она была блондинкой, может быть, чуть старше, чем я, и выглядела неплохо. Но взяла она меня своим дружеским обращением и тем, что вообще не опасалась, что я мог с ней что-нибудь сделать, как будто я был маленьким мальчиком или вообще неизвестно кем. Она разбиралась в моде, это было видно. И кроме того, мне стало ясно — она не знает, кто я. По дороге мы познакомились, и мое имя ей ничего не сказало. Господи, какое это было облегчение. Единственный человек на свете, который не хотел, чтобы я на минутку присел к столу и рассказал ему, как, собственно, было дело с тем греком, которого якобы убили. Я взглянул на нее, и ко мне вернулось то же ощущение, что и на вокзале, словно я наполнен газом и могу каждую минуту взлететь из-за руля.
— Значит, вы Мэдж Аллен, да?
— Ну, собственно, я Крамер, но теперь, когда муж умер, я пользуюсь своей девичьей фамилией.
— Так послушайте, Мэдж Аллен, или Крамер, или как вас еще называть, у меня к вам небольшое, но интересное предложение.
— Да?
— Что бы вы сказали, если бы мы сейчас развернулись, двинули на юг и отдохнули бы так с недельку?
— Нет, я не могу.
— Почему?
— Просто не могу, и все.
— Я тебе нравлюсь?
— Разумеется, нравишься.
— Ты мне тоже. Что же нам мешает?
Она начала что-то говорить, потом замолчала и рассмеялась:
— Я тебе признаюсь. Я бы с удовольствием. Не то чтобы мне что-то мешало, ничего такого. Просто я не могу. Из-за кошек.
— Кошек?
— У меня множество кошек. И я за ними ухаживаю. Поэтому мне нужно домой.
— А для чего существуют приюты для домашних животных? Позвоним, пусть они приедут.
Это ее рассмешило.
— Хотела бы я видеть их лица. Мои кошки немного другие.