Почтальон всегда звонит дважды
Шрифт:
– Нет. Я ненавидела тебя за то, что ты действительно сделал.
– Я к тебе ненависти не чувствовал, Кора. Я ненавидел сам себя.
– Теперь у меня нет к тебе ненависти. Ненавижу Саккета. И Каца. Почему нас не оставили в покое? Почему нас не оставили, чтобы мы из этого выкарабкивались сами? Мне бы это не помешало. Не помешало, даже если бы значило... сам знаешь что. У нас осталась бы наша любовь. Единственное, что у нас было. Но ты меня предал, едва они начали свои грязные дела.
– А ты предала меня, не забывай.
– Это ужасно. Я предала тебя. Мы предали друг друга.
– Но теперь мы квиты, ты не думаешь?
– Мы
– Ты с ума сошла? Мы же вместе.
– Возможно. Но я много передумала, Фрэнк. Вчера ночью. О тебе и обо мне, и о том, почему я провалилась в кино, и об этом заведении, и о твоих скитаниях, и почему ты их так любишь. Мы просто два неудачника, Фрэнк. В ту ночь Господь Бог ниспослал на нас благодать. Дал нам все, что только двое могут достигнуть в жизни. Но мы не из тех, кому это может пойти на пользу. Нам досталась вся любовь мира, но мы сломались под ней. Чтобы взлететь за облака, добраться до вершины, нужен большой самолетный мотор. Но поставь его на «форд», и он рассыплется на мелкие кусочки. Вот так же и мы, Фрэнк, как поношенные «форды». Господь Бог там, наверху, смеется над нами.
– Глупости. Мы ведь тоже смеемся над ним. Он включил нам красный свет, а мы взяли и проехали на него. И что случилось? Проклял нас навеки? Ничего подобного. Вышли мы из этого чистенькими и еще за так получили десять тысяч долларов. Так что нас Господь Бог еще раз удостоил своей благодати, тебе не кажется? А потом к нам в постель забрался дьявол, и верь мне, девочка, у него крепкий сон.
– Не говори так, Фрэнк.
– Мы получили десять кусков или нет?
– Я не хочу о них думать. Это чудно, но нашу вершину мы за них не купим.
– Вершину, вершину. Черт возьми, ведь она все еще с нами и еще десять тысяч долларов, которые можем положить сверху. Если хочешь витать в облаках, так оглядись с этой высоты.
– Ты ненормальный. Видел бы ты, как орешь тут сейчас, весь забинтованный.
– Ты кое о чем забыла. Есть повод отпраздновать. Мы еще так и не выпили.
– Я не собираюсь напиваться.
– Пить так пить. Где та бутылка, что была у меня перед отъездом?
Я зашел в свою комнату. Там стояла бутылка «бурбона», полная на три четверти. Спустившись вниз, я взял два стакана, лед, содовую и снова поднялся к ней, наверх. Она уже сняла шляпку и распустила волосы. Я приготовил два коктейля. В них было немного содовой и по паре кусочков льда, остальное – «бурбон».
– Выпей. Тебе станет лучше. Именно это сказал мне Саккет, когда достал меня, крыса чертова.
– Господи, вот мерзавец.
– Да. А тебе не кажется, что на тебе слишком много тряпок?
Я подтолкнул ее к постели. Стакан в ее руке дрогнул, и немного жидкости выплеснулось.
– Черт с ним. У нас этого добра полно.
Я начал стягивать с нее блузку.
– Сломай меня, Фрэнк. Сделай мне больно. Сломай, как в ту ночь.
Я срывал с нее одежду. Она плавно поворачивалась и медленно изгибалась, чтобы помочь мне. Потом
Глава 13
Так все и продолжалось целых шесть месяцев. Время шло, но ничего не менялось. Мы все время ругались, и я прикладывался к бутылке. Ругались мы из-за нашего отъезда. Мы не могли покинуть штат, пока не кончится ее условный срок, но я считал, что сразу после этого нам надо смыться. Я не говорил ей, но хотел увезти ее подальше от Саккета. Боялся, что если она на меня разозлится, то сдуру может заложить меня, как тогда в суде. Я не верил ей ни на грош. Сначала она только и думала об отъезде, особенно когда я рассказывал о Гавайях и южных морях, но потом вдруг посыпались деньги. Когда мы через неделю траура наконец открылись, люди хлынули к нам, чтобы взглянуть на нее, а потом приезжали снова, потому что им у нас понравилось. Она была на седьмом небе, что есть шанс хорошо заработать:
– Фрэнк, все соседние заведения ничего не стоят. В них хозяйничают бывшие фермеры из Канзаса или бог весть еще откуда, которые понятия не имеют, как надо вести дело. Я убеждена, что, если найдется кто-то, понимающий в этом толк, как я, и создаст для гостей приятную атмосферу, они будут приходить сюда сами, да еще и приводить всех своих друзей.
– Черт бы их побрал. Мы ведь все равно хотим все продать.
– Если заведение станет доходным, то продадим его дороже.
– Тебе не хватает?
– Я имею в виду большие деньги. Послушай, Фрэнк. Мне пришло в голову, что людям бы понравилась возможность посидеть в тени, под деревьями. Подумай об этом. Здесь, в Калифорнии, такой прекрасный климат, а как мы этим пользуемся? Тащим людей в закусочные, заставленные серийной мебелью одной и той же фирмы, от которой уже тошнит, и кормим одной и той же едой от Фресно до самой границы, и хотим, чтобы они чувствовали себя как дома.
– Так мы собираемся все продать или нет? Чем меньше вещей у нас для продажи, тем скорее мы от них избавимся. Ясно, что клиентам понравится обедать под деревьями. Это поймет каждый баран. Но если мы усадим их под деревья, понадобятся столы, и туда придется подвести уйму светильников и еще тысячу всяких вещей, и кто знает, захочет ли этого новый владелец.
– Мы должны оставаться здесь шесть месяцев. Нравится нам это или нет.
– Так давай за эти шесть месяцев найдем покупателя.
– Я хочу попробовать по-своему.
– Ну, тогда пробуй. Но я тебе все сказал.
– Можно было бы вынести несколько столов из зала.
– Я же тебе говорю, попробуй. Пойдем выпьем.
Мы здорово сцепились из-за лицензии на пиво, и только тут до меня дошло, о чем шла речь. Она вынесла столы под деревья на маленький пятачок, который сама расчистила, натянула над ними полосатый навес, вечером там зажигались лампы и выглядело все очень красиво, это факт. Тут она была права. Клиентам, разумеется, нравилось посидеть полчаса под деревьями, послушать музыку по радио, прежде чем сесть в автомобиль и гнать дальше. И тут оказалось кстати пиво. Она хотела снаружи оставить все как есть, подавать там пиво и назвать все это загородной пивной.