Почтальон всегда звонит дважды
Шрифт:
Я опять взялся за него, и мы повторили все сначала. Он все еще твердил, что у него нет сообщников, тогда я захватил его руку на рычаг и нажал:
– Как хотите, Кеннеди. Если сообщников у вас нет, то я вам ее сломаю.
Он выдержал это дольше, чем я рассчитывал. Выдержал, хотя я жал сколько мог и уже говорил себе, смогу ли я вообще ее сломать. Моя левая все еще была слаба после перелома. Если вы когда-нибудь пробовали переломить ногу старого петуха, то поймете, как тяжело сломать кому-то руку. Но наконец он сказал, что позвонит. Я отпустил его и объяснил, что нужно сказать.
– Когда я дам знак, стреляй в него.
Она оперлась поудобнее, и в уголке ее губ заиграла жестокая усмешка. Думаю, что ее улыбка испугала Кеннеди больше, чем все, что с ним сделал я.
– Я не промахнусь.
Он позвонил, отозвался какой-то тип:
– Это ты, Вилли?
– Пэт?
– Я. Послушай. Мы обо всем договорились. Как скоро ты со всем этим сможешь быть здесь?
– Завтра, как и договорились.
– А сегодня уже не успеешь?
– Как я возьму это из сейфа, если банк уже закрыт?
– Ладно, тогда сделай, как я говорю. Рано утром забери все и приезжай сюда. Я у нее в заведении.
– У нее в заведении?
– Эй, шевели мозгами, Вилли. Он знает, что в наших руках; ясно? Но боится, что если эта женщина узнает, сколько придется выложить, то все ему сорвет; понимаешь? Если я с ним поеду в город, то до нее дойдет, что здесь что-то нечисто, и она может увязаться за нами. Значит, мы все провернем здесь. Я просто постоялец, который заночевал в их кэмпинге, и она ни о чем не догадается. Завтра приедешь как мой приятель, и мы провернем это дельце в два счета.
– Как он соберет деньги, если никуда не поедет?
– Не бойся, все улажено.
– А какого черта ты там будешь торчать всю ночь?
– На то есть причина, Вилли. Знаешь, может, он на нее только ссылается, а может, и нет. Но пока я здесь, ни один из них не сбежит; ясно?
– Он не может тебя услышать?
Он взглянул на меня, и я кивнул.
– Стоит возле меня в телефонной кабинке. Я хочу, чтобы он все слышал; понимаешь, Вилли? Хочу, чтобы знал, что мы не шутим.
– Мне все это не нравится, Пэт.
– Послушай, Вилли. Ни ты, ни я, никто не знает, честно он играет или нет. Но возможно, и так, и я даю ему шанс. Черт возьми, пока парень готов платить, нужно с ним по-хорошему, тебе не кажется? И вообще, делай, что я тебе говорю. Утром, как только сможешь, привезешь все сюда. Как только сможешь, ясно? Не хочу, чтобы она начала гадать, почему я торчу здесь целый день.
– Ну ладно.
Он повесил трубку. Я подошел и врезал ему еще:
– Это чтобы ты знал, что говорить, если он позвонит снова. Ясно, Кеннеди?
– Ясно.
Мы подождали пару минут, и телефон зазвонил. Я поднял трубку, передал ее Кеннеди, и он повторил Вилли то же самое, только чуть иначе. Он сказал, что на этот раз один. Вилли в это не слишком поверил, но проглотил. Потом я отвел его в домик. Она пошла с нами, но пистолет отдала мне. Закрыв Кеннеди, я быстро вытолкнул ее за дверь и поцеловал:
– Надо же, как ты заводишься, когда идет игра по-крупному. А теперь слушай как следует.
– Ладно. И, Фрэнк...
– Да?
– Обещай мне, что ты в следующий раз дашь мне по морде, если я захочу быть умнее тебя.
– О чем ты?
– Нам нужно было отсюда убраться. Теперь я поняла.
– Черта лысого нам было нужно. Пока мы не получим всего, останемся здесь.
Она меня поцеловала:
– Мне кажется, я тебя люблю, Фрэнк.
– Мы выбьем это из них. Не бойся.
– Я не боюсь.
Я оставался с ним всю ночь. Не давал ему есть и не позволял спать. Раза два, а может, три или четыре, он говорил с Вилли, а один раз Вилли захотел поговорить со мной. Ну, в общем, можно сказать, что у нас получилось. В промежутках я продолжал его избивать. Это мерзко, но мне требовалось, чтобы ему крайне нужно было доставить те бумаги сюда. Когда он вытирал полотенцем кровь с лица, было слышно радио, включенное в пивной под деревьями, и голоса людей, которые смеялись и веселились.
Около десяти часов утра на следующее утро она пришла:
– Думаю, они здесь. Их трое.
– Приведи сюда.
Она взяла пистолет, засунула его за пояс, так что спереди его не было видно, и ушла. Через минуту я услышал, как кто-то грохнулся. Это был один из его дружков. Она гнала их перед собой, и им приходилось пятиться задом, с поднятыми руками, и один из них рухнул, зацепившись ногой за бетонную дорожку. Я открыл двери.
– Сюда, джентльмены.
Они вошли, все еще с поднятыми руками, она вошла за ними и подала мне пистолет:
– Все были при оружии, но я отобрала у них пушки. Они остались в зале.
– Лучше сходи за ними. Могут появиться еще такие же гости.
Она ушла, но быстро вернулась, уже с пистолетами. Вынув обоймы, она положила их на постель около меня. Потом вывернула карманы наших визитеров. Через минуту бумаги были у нас. К тому же в еще одном конверте мы обнаружили шесть фотокопий и негатив к ним. Они собирались шантажировать нас и дальше, им и в голову не пришло ничего лучшего, как, собираясь к нам, взять с собой фотокопии. Я взял все, вместе с оригиналом, вышел на улицу, скомкал и поднес спичку. Когда все сгорело, я втоптал пепел в землю.
– Ладно, ребята. Я вас провожу. Пушки останутся здесь.
Когда я проводил их до автомобилей и вернулся, ее в домике не было. Я обошел здание сзади, но ее не было и там. Я поднялся наверх. Она была в своей комнате.
– Ну что, мы справились? Всему конец, тем проклятым бумагам, фотокопиям, всему. Просто гора с плеч.
Она молчала и смотрела как-то странно.
– Что с тобой, Кора?
– Значит, всему конец? Фотокопиям и вообще. Но не для меня. У меня миллионы копий, не хуже, чем были эти. Что скажешь? У меня их миллионы. Со мной еще не покончено.