Почтальон
Шрифт:
Света сама уже не рада была, что напросилась, и на ресторан поглядывала с тревогой, в таких местах она никогда не была, там, насколько она знала, только продажные женщины ублажали нэпманов за меха и бриллианты. Поэтому, когда они свернули к столовой, облегчённо вздохнула.
— Давай, Кислицина, раз уж мы с тобой за одним столом сидим, рассказывай, что да как, может, пожаловаться хочешь или совета попросить, — Сергей намазал хлеб топлёным маслом, зачерпнул ложкой жаркое из дичи с картошкой и морковью, здесь его подавали в глиняных горшочках,
Поначалу пришлось отбиваться от расспросов, Кислицина, почуяв новость, которую можно обсудить с товарками, вытянула у Сергея, что теперь он встречается с доктором из окрбольницы, и то, что они вместе смотрели кино. Оказалось, что на этот фильм Света ходила семь раз и собиралась сходить по крайней мере столько же, а фотография Греты Гарбо висела у неё над кроватью.
— Это же потрясающая картина, — уверяла она, — я каждый раз плачу, как впервые, и Семён, знаете, он тоже плакал, у него такая тонкая душа, а его жена это не ценит.
— Когда это он плакал? — Травин нахмурился. — Вы что, в рабочее время туда ходили?
— Нет, вечером, — спохватилась девушка. — В «Авиатор» после работы случайно зашли, на минутку.
В рабочей столовой официантов не было, так что Сергей отнёс пустые горшочки, взял судки с обедом для Лизы, забрал чай и выпечку, Света, несмотря на свою субтильную внешность, отсутствием аппетита не страдала, и ухватилась за горячий булик.
— Везут и везут, везут и везут, — жаловалась она с набитым ртом.
— Что везут?
— Деньги, вот Семён допоздна и сидит на работе. Месяц уже как с цепи сорвались, покупают займы. Раньше-то индустриальный через силу продавали, сами до сих пор берём по билету, а теперь приходят с мешком червонцев, и артельщики, и просто частники. Говорят, у них кто-то продукцию скупает подчистую, в банке им отказывают — новый выпуск только в сентябре, вот и покупают облигации какие есть, по ним-то шесть процентов в год выплачивается.
— По крестьянскому — срок меньше, — щегольнул эрудицией Сергей.
— Так его раскупили у нас почти весь, а завоз новый только в июне будет, — Света наелась, глаза её немного осоловели.
— Разве крестьяне не осенью билеты покупают, когда продукцию сдают?
— Это Семён знает, — девушка произнесла имя с нежностью, — он самый умный. То есть вы начальник, конечно, но после вас он самый умный. И самый красивый.
— Тоже после меня?
Света покраснела густо и ничего не сказала.
— Ладно, — сказал Сергей, — засиделись мы. Ты где живёшь-то?
— На той стороне, в Усановке, родители там у меня, только я с ними контрах.
— В Усановке? — Сергей уже третий день думал, что неплохо бы найти кого-нибудь из этого пригорода, и расспросить кое о ком. — А скажи, живёт у вас там такой паренёк, на вид лет тринадцать-четырнадцать,
— Так это ж Пашка, — ответила Света, — у него раньше мать в Усановке жила, пила много, а как угорела она в бане с очередным дружком, он в Москву подался, к родственнику дальнему, а в прошлом году летом они тут появились, он и дядя его. Только Пашке не тринадцать, а восемнадцать уже должно быть, он меня на два года младше всего.
— А дядя его кто такой?
— Не знаю, мы с ними не водимся, говорят, пограничником работает, на заставе, раньше-то на другой стороне жил, за Псковой, а как Пашке дом достался, сюда вместе с ним переехал. Его все Митричем кличут, а так фамилия у них Филипповы. То есть Пашка, он Филиппов, а у дяди его рыбная какая-то фамилия, то ли Окунев, то ли ещё как.
— Может, Сомов?
— Точно.
— Избу их знаешь, как найти?
— Конечно, если от моста идти по главной улице, то она четвёртая справа, на ней еще от флюгера палка осталась, тряпка к ней красная привязана, потому что Пашкин отец в гражданскую за красных воевал. А зачем он вам?
— Да милостыню у почты просил, я подумал, может, бедствуют, помочь надо. Выглядит он не очень, тощий и маленький, одет в обноски.
— Так он всегда таким был, тощим, — Света засмеялась, она наелась и была в отличном настроении. — Но у них вроде в порядке всё, странно, что он в рваньё вырядился, обычно хорошо одет, дядя за ним присматривает. Иные, знаете, друг за другом с топорами бегают и последнюю котлету делят, а они мирно живут. Ой, спасибо, Сергей Олегович, давно я так не наедалась, уж не знаю, как домой дойду.
— Проводить?
Кислицина замотала головой.
— Нет, тут идти совсем недолго, да и светло, никто не пристанет.
— Ну как знаешь.
Травин только приподнялся, как в столовую ввалилась небольшая толпа во главе с тренером футбольной команды. Там и оба вратаря были, и защитники, а главное…
— Это же сам Протопопов, я о нём в газете читала, — пискнула Света, опускаясь обратно на стул. — Лучший футболист прошлого года.
— Я Протопопов, — молодой русоволосый парень подошёл к ним, открыто улыбнулся, пожимая руку Травину. — И в этом году лучшим стану, вот увидите. Серёга, это твоя девушка?
— Нет, чужая.
— Девушка не может быть чужой, — тут же подсел к столу Сокольский, — тем более такая красивая.
— Завянь, — отодвинул его защитник Хромов, — у него, милая гражданочка, жена и пятеро ребятишек мал мала, а вот я вольный как ветер.
— Врёт он, — не отставал вратарь, — я, между прочим, как вас увидел, сразу влюбился. Потрогайте, как стучит моё большое сердце.
Травин уступил свой стул вратарю Ляпушкину, отошёл от стола, Кислицина этого не заметила, она была поглощена новыми знакомыми и особенно одним, с русыми волосами.