Почтальон
Шрифт:
— Не дорого ли восемьсот семьдесят рубликов? — управляющий шёл первым, показывая грозным проверяющим дорогу вон и размахивая актом, — может, поплоше что?
— Чтобы я от вас таких речей не слышал, — строго сказал Фома. — Народное добро нужно беречь. Но если вы, товарищ, несогласны, то пишите в область, а лучше в Центрсоюз.
Управляющий сник, никуда ему писать не хотелось. К тому же восемьсот семьдесят рублей были отданы проверяющему, на что имелась квитанция, она же — наряд на получение нового сейфа.
На улице проверяющих ждала пролётка. Фома поднялся, потянув за собой сначала чемодан, а потом Мухина. Тот, залезая на подножку,
— Гони потихоньку, — приказал Фома, возничий щёлкнул вожжами, и повозка неторопливо двинулась в сторону Пролетарского бульвара, притормозила возле Сергиевских ворот. — Вот видишь, Мухин, а ты боялся и не верил. Я же говорил, мы не обманем, держи аванс, остальное после второго прозвона, на днях зайду в больницу, скажу, где и когда случится.
Он вытащил из кармана деньги, отдал Фомичу, Мухин спорить не стал, спрятал бумажки за пазуху и спрыгнул с пролётки, а та поехала дальше.
Туман потихоньку развеивался, и когда пролётка остановилась возле ресторана на углу Вокзальной и Пановой, Сергею пришлось спрятаться за раскидистой акацией. Всю дорогу он то забегал вперёд, то отставал, город просыпался, рабочие спешили к началу первой смены, и ещё один прохожий особого внимания не привлекал.
Подельники Мухина слезли с пролётки, тот, что таскал чемодан, отпер чёрный ход своим ключом, и пропустил товарища вперёд. Шейные платки они сдвинули вниз, позволив себя рассмотреть. На этом Травин свою миссию счёл временно завершённой, как выглядят бандиты, он теперь знал, где у них малина — тоже. Лезть в незнакомый дом ранним утром он не хотел, Мухин, судя по всему, был жив-здоров, оставалось узнать у него подробности того, что произошло.
— Сунули мне лавэ, и выкинули из повозки. Я, поверишь, в сомнениях, что это вообще было. Этот Фома вёл себя так, словно не первый раз такое проделывал, не смущался ничуть, а с кассиром разговаривал, словно натуральное должностное лицо. Нашёл, где они обитают?
— Нашёл. Я их проводил, и сразу к тебе. Вроде никто за тобой не следил, — Травин располовинил вдоль булку хлеба и размазывал масло толстым слоем. — Ты сам-то хвоста не заметил?
— Я осторожно шёл. — Фомич зажал между двух таких же половин ломоть окорока, и примерялся, чтобы откусить. — А чего им за мной шляться, где живу, знают, а до следующего раза я им не потребен. Ты давай, на сыр домашний налегай, там для костей нужные вещества. И вообще, командир, что-то ты схуднул, может тебе у нас столоваться?
— Если только на завтраки ходить буду, — Сергей подмигнул Фомичу.
На кухне громыхнула сковорода, оттуда высунулась Варя в тельняшке и переднике, и посоветовала Травину искать себе другое место для завтраков, потому что здесь ему не рады.
— Ох и суровая она, — Фомич усмехнулся, — не поверишь, слова сказать боюсь. Как ко мне переехала, по струнке хожу, словно на фронте снова.
— Совсем переехала?
— А то ж. Комнату ейную сдали, какой-никакой, а к учительскому жалованию прибыток, так-то я не поскуплюсь, но женщина — она независимость свою чувствовать должна, чтобы не деньги её держали рядом, а любовь и согласие. Ты сам как в личной жизни?
— Да есть одна, — Травину показалось, что вот теперь масла достаточно, и он зачерпнул вишнёвое варенье небольшим половником. — Пока только встречаемся, ничего серьёзного.
Шум на кухне прекратился, как по волшебству.
— Она доктор, зовут Лена Черницкая, работает в окружной больнице
С кухни явственно послышалось «идиот», и грохот возобновился.
— Вот ты с кем закрутил, — Фомич пододвинул Сергею заварочный чайник, — бедовый ты, командир, женщина она конечно роскошная, хоть куда, глазищи как омуты, фигура при ней знатная, но характер такой, что наш брат санитар в окрбольнице рыдает и руки готов наложить, а дохтур Иноземцев горькую пьёт, хоть раньше и в рот не брал. Ты уж прости, тут я тебе не советчик.
В дверном проёме появилось лицо Вари вместе с голым плечом, видно было, что она-то как раз очень хочет посоветовать, но сдержалась, исчезла обратно.
— А, подумаешь, — Травин беспечно качнул бутербродом, слизнул каплю варенья, которая уже готова была сорваться, — не понравится, разбежимся, люди мы взрослые, промеж себя всегда решим.
— Тебе, молокосос, с малолетними профурсетками гулять, — Варя всё-таки не выдержала. — Взрослого из себя строишь. Годков-то сколько, посчитай.
— Прости меня, Варя, за всё то зло, что я тебе причинил, — серьёзно сказал Травин пустому дверному проёму, — но в замечаниях твоих я не нуждаюсь. Фомич, ты мне скажи, что делать будешь.
— Чего говорить-то, дождусь, а потом уже решу. Только и ты подмоги, сам знаешь, без прикрытия на такие дела идти не след.
— Непонятно мне, — Сергей потёр щёку, — зачем им ради тридцати семи червонцев такие сложности. Говоришь, обратно все деньги отдал, вдруг ты чего пропустил?
— Может и пропустил, — Фомич нахмурился, — пока ничего на ум не приходит. Ты-то сам что кумекаешь?
— Я, пожалуй, сегодня романтическое свидание устрою, в ресторан наведаюсь, зарплату выдадут днём, червонца хватит с дамой посидеть, как считаешь?
— Двух за глаза хватит, если шиковать не будешь. Шампанское предложат, не бери, они на заводе искусственных напитков в бутылки заливают сироп со спиртом и содовой, пиво у них тоже местное, хоть и неплохое, а водка — ленинградская, Спиртотреста. Хотя ты же всё равно ничего крепче кваса не пьёшь.
— И лимонад, — напомнил Сергей. — А докторша, она, наверное, вина захочет. Так что дай мне, друг ситный, из честно заработанных две бумажки.
Черницкая пила водку. Зал ресторана, небольшой, на двадцать столиков, был заполнен почти полностью, публика подобралась пёстрая, тут были и артельщики, прогуливающие оставшиеся после фининспектора червонцы, и приезжие пассажиры, пересаживающиеся из Гдова на Бологое, которым почему-то не понравилось питейное заведение на вокзале. Были и ценители ресторанной музыки, два скрипача, пианист и угрюмый старик с контрабасом очень даже неплохо играли что-то медленное и романтичное.
— С осени тут не была, — докторша без особого интереса осматривалась, — публика всё такая же. Ты сколько уже в Пскове?
— С января.
Сергей тоже вокруг глядел. Прежде чем попасть в зал, гости проходили через гардеробную, из которой одна дверь вела в туалет, а остальные две — неизвестно куда. В самом зале была ещё одна дверь, из которой появлялись официанты, а значит, там была кухня. Можно было найти в налимьей печени червяка и пойти поскандалить, но Травин сомневался, что отыщет нужных людей среди поваров и раздатчиков. И вообще, печёнка была свежайшей и очень сочной, зря обвинять того, кто её приготовил, Сергею не хотелось.