Почтальон

Никонов Андрей

Сразу после выписки агент угро возвращаться на работу не собирался, ему обещали проход через границу в Изборск, а оттуда — в Таллин, и там же обустройство, и, судя по паспорту с эстонским гербом, обманывать не собирались.

— Так кто этот человек? — уточнил у него Сергей. Ответы Юткевича он старательно записывал — под подушкой каталки нашлись листы бумаги и карандаши.

Юткевич называть нанимателя не хотел ни в какую, но потом всё-таки сказал, что приметы знает, вот к примеру цвет глаз, или что борода есть. Травин старательно всё записал, старик тяжело дышал, жалуясь на боли в груди и

давя на свой возраст.

— Вы его точно отыщете, — он старательно всхлипывал, — я не знаю, как его имя, клянусь вам, товарищ Травин, пожалуйста, больше не бейте.

— А ты вспоминай получше. Если голова тяжёлая, могу ухо оторвать, сразу полегчает. Пашку откуда знаешь?

— Вот те крест, — Юткевич попытался перекреститься, забыв, что рука привязана, заплакал, — первый раз пацанёнка видел, что с Митричем он родня, и знать не знал. Хорошо, хорошо! Вспомнил, видел я, как этот бородатый в столовую ходил, что у вокзала, в артельную. Он сейчас побрился, гад, думал, не узнаю я, а у меня глаз алмаз. Только в зал он на минуту зашёл, с Фейгиным за столом чуток посидел, а потом наверх поднялся.

— С Фейгиным, это который директор ломбарда? Фейгина ты знаешь, а как твоего дружка зовут — нет? Ваньку не валяй, ни за что не поверю, чтобы работник уголовного розыска, да имени местного жителя выяснить не смог. Давай так, ты мне имя назови, а я тебе глаз оставлю. Левый или правый?

Люди Меркулова приехали в два пятнадцать. Травин передал им скулящего агента угро, который за полтора часа превратился из бодрого пожилого человека в старика, запись допроса, фотографии с паспортом и деньги. Роман Обручева он оставил себе. Сотрудники особого отдела были немногословны, они упаковали Юткевича в мешок, бросили на каталку и вывезли в коридор, а Сергей остался в одиночестве. На кровать он ложиться не стал — та вся пропиталась потом и мочой, встряхнул одеяло, постелил на пол, положил книгу под голову и заснул. Утром его разбудила санитарка, которая принесла завтрак на двоих.

— А где второй больной? — спросила она, и узнав, что Юткевич самовольно себя выписал, оставила Травину две порции ячневой каши, большой шмат сливочного масла, половину круга кровяной колбасы и целый каравай хлеба.

***

Обувная лавка Чижикова располагалась в полуподвале клуба фабрики «Шпагат» на Нарвской улице. В первом помещении рябой приказчик предлагал покупателям обувь известных советских марок, а в дальнем сам хозяин, Яков Чижиков, делал туфли и ботинки на заказ. Делал он их плохо, но заказчики, а точнее заказчицы, всё равно шли.

— Мадам, ваша чудесная нога достойна туфлей царицы, — говорил он, — разве можно такую прелесть прятать, простите, в сапоги.

Мадам хихикала, краснела, поджимала пальцы чудесных ног, прикрывая дырку на носке, и доставала кошелёк. Туфли носились до кровавых мозолей, а их обладательница рассказывала своим подружкам, какой это замечательный обувщик — Яков Чижиков.

Пролётка подкатила к лавке в начале десятого утра, в понедельник в это время покупателей почти не было, и Чижиков сам стоял за прилавком, ковыряясь в куске кожи. В пролётке, кроме извозчика, сидели трое, двое спустились в лавку, а один остался снаружи.

— Прошу, товарищи, — Чижиков радушно улыбнулся, — что желаете, сапоги,

ботинки? Есть любые размеры. Вот у вас, товарищ, пять с кувырком, расхожий размер, и сандалии подберём, и туфли летние, фабрики Скороход, самого модного фасона.

Он приблизился к одному из посетителей, размахивая примерочным шнурком, мужчина чуть отстранился, потянувшись к оттопыренному боковому карману, и тут ему в горло снизу вверх вонзилось сапожное шило. Оно прошло через ротовую полость, проткнуло верхнее нёбо и проникло в гайморову пазуху. Посетитель дёрнулся, пытаясь отвести голову назад, Чижиков оставил шило в ране и бросился наружу.

— Держи его, — заорал второй посетитель, выхватывая пистолет.

Тот, что стоял снаружи, слов не услышал, но среагировал, потянулся к нагану, расстёгивая кобуру. Чижиков его оттолкнул прямо на лошадь, бросился вниз по улице, но мужчина устоял, выхватил револьвер и несколько раз выстрелил. Обувщик как раз в этот момент упал, поскользнувшись, пули прошли у него над головой, Чижиков прыгнул вправо, цепляясь руками за булыжники, скрылся на Ильинской улице.

— Гони, — тот, что выбежал из лавки, прыгнул в пролётку, кучер хлестнул лошадь вожжами, стрелявший на ходу запрыгнул к товарищам, они вылетели по Ильинке на Лесную, но бандита и след простыл.

***

На работу Травин пришёл к двенадцати, Надя утром пришла в себя и при виде Сергея улыбалась, прижала его руку к щеке, долго не отпускала. Пришлось так постоять, ловя злые взгляды Черницкой, которая хоть и старалась на него не смотреть, но иногда не сдерживалась.

— А это что? — удивился он, чуть не дойдя до своего рабочего места. — Семён, ты кого сюда запустил?

— Так телефон тебе ставят, я ж говорил, Соколов расщедрился. Внизу аппарат уже стоит.

Два монтёра крепили кабель по стене, подводя его к начальственному столу, на котором стоял дореволюционной модели аппарат, с рожковым микрофоном, отдельным наушником на проводе и рукояткой индуктора. Чудо инженерной мысли было заключено в ящик из красного дерева и отделано мельхиором. Электрический звонок звучал пронзительно и противно — пяти минут не прошло от того момента, как телефонисты торжественно передали аппарат новому владельцу.

— Фотосалон, через час, — сказал голос, и отключился.

Через два часа Травин и не думал уходить — понедельник обычно и так был днём напряжённым, а тут ещё коллектив в нерабочем состоянии находился из-за Екимовой. Он метался по этажам, следя, чтобы ничего не перепутали, вызвал ещё одного телеграфиста, сам помогал раскладывать посылки и заполнять формуляры. Циммерман не отставал, он даже любимые журналы забросил, зато к часу дня рабочий процесс вроде наладился, переживания отступили на второй план.

— К следователю товарища, — красноармеец, один из троицы, что забирала Юткевича, с мрачным видом топтался около входа. — Травин Сергей Олегович. Велено срочно доставить.

Автомобиль, проехав здание суда, вывернул во двор Старо-Вознесенского монастыря и остановился у бывшего дома настоятельницы. Руки Травину не сковывали, и вообще, добравшись до места, водитель, он же посыльный, кивком головы показал на входную дверь в торце здания, украшенную поверху пятью розетками, а сам остался в автомобиле.