Почтальон

Никонов Андрей

— Да вместе с тобой.

— Липкина опять на работу не пришла, — доложила Марфа, — сказалась больной. Прислала паренька с оказией, вот, глядите.

— Отдай Клавдии Петровне, — Травин написал согласие. — Семён Карлович, подойди сюда и стой неподвижно, а то скоро у меня от твоего вида голова закружится. Кто у нас языками иностранными владеет, кроме тебя и телеграфистов?

— Аня Берзинь, — Семён сказал словно нехотя, покраснел. — У неё немецкий на уровне, и вообще девочка смышлёная, к знаниям тянется.

— Эх, товарищ Циммерман, — тихо сказал Сергей, — догадываюсь я, куда она тянется. Тебе Кислициной мало было, ты пока мне тут всех сотрудниц не перепортишь,

не успокоишься, да? Знаешь, у меня есть идея, почему бы сюда не позвать работать твою жену, она ведь полька, тоже неплохо говорит по-немецки и на тебя положительное влияние окажет.

— Если ты так сделаешь, — сказал Семён быстро и тоже очень тихо, — ты мой злейший враг. А что с Липкиной?

***

Зоя Липкина во вторник чувствовала себя хуже некуда. Понедельник она провела на работе, потом отлично поужинала, выпила чашку шоколада и легла в кровать чуть позже десяти, но уже в час ночи её разбудили, выволокли из кровати эти ужасные и очень страшные сотрудники ГПУ, привезли неизвестно куда, и не давали ей ни спать, ни есть, ни пить. До утра она кое-как держалась, а потом поплыла, глаза сами смыкались, люди входили в камеру, светили лампой, били по щекам. Зоя думала, что она сильная, и не скажет никому ничего, но со временем её решимость исчезла. А тут ещё накатывали волны сонливости, она уже плохо понимала, где явь, а где видения, и на женский силуэт отреагировала почти равнодушно. Пока не узнала в женщине Екимову.

— Что же ты так, Зоя? — грустно сказала Глаша. Голос у неё был глухим, горло — черным. — Мне так холодно и грустно. Почему вы так со мной?

Она была одета в драповое пальто, такое же, как в тот вечер, на плече висела брезентовая сумка, фетровая шляпка на голове была совсем другой, но Зоя не обратила на это внимания. Она пыталась выпрыгнуть из сна, и держалась до того момента, как мёртвая подруга подошла к ней и дотронулась ледяными почерневшими пальцами до шеи.

— Нет! — закричала она, отпрыгивая к стене, — нет! Сгинь!

Но Глаша наступала, тянула руки, и только когда Липкина разрыдалась, исчезла.

— С вами всё в порядке? — в камеру заглянул красноармеец.

Зоя бросилась к нему, словно к спасителю, и умоляла отвести к следователю. А потом, когда оказалась в кабинете напротив сухощавого пожилого человека в очках, начала всё ему рассказывать, и про Глашу, и про Лакобу, и про себя, и особенно про Савушкина. Только чтобы не оставаться одной и не возвращаться в камеру.

***

— В общем, она сдала всех, уже по второму кругу пошла, Лакоба рядом в камере сидит и всё что надо слышит, но он крепкий орешек, расколоть будет непросто, дом Лапина сейчас как осиное гнездо, лучше нам туда не соваться, — Черницкая разливала чай. — Знаешь, из тебя бы получился отличный режиссёр, такой спектакль поставили, жаль только без зрителей.

— А та актриса? — Травин с грустью смотрел на имбирное печенье. — Ей не показалось, что это странно?

— Нет, ей намекнули, что теперь она будет играть главные роли вместо Леднёвой, этого было достаточно. Возможно, проболтается, но так ведь и не узнала ничего.

— Кроме Лакобы и Савушкина, кто ещё?

— А вот это тебе, мой друг, знать не надо, — докторша покачала головой, отодвинула печенье от Сергея, — яйца и окорок на кухне, и ещё там половина запечённой куропатки лежит. На мою долю сделай тоже, продуктов не жалей. Но ты, знаешь ли, был неправ насчёт Лакобы, это сделал Савушкин.

Пока Сергей готовил яичницу, он узнал наконец, как убили Екимову.

Глаша пришла домой не вовремя и застала Лакобу

с Липкиной, вместо того чтобы решить всё полюбовно и по-русски — мордобитием, водкой и примирением, заявила, что на следующий день пойдёт в милицию и всё об их делишках расскажет, и что теперь у неё есть новое сердечное увлечение. Даже какое именно — сказала, назвала имя нового полюбовничка. Переоделась, швырнула подаренный заячий полушубок Лакобе в рожу, и ушла письма разносить. Савушкин, который раньше с Екимовой встречался, обрадовался, что у них с таможенником всё кончено, и за ней через полчаса отправился. С его слов, они повздорили, он женщину толкнул, та упала головой о камень и не дышала. После этого радиолюбитель в панике побежал к Лакобе, тот на Савушкина орал страшно, но потом утих, сам себе записку написал, и спектакль разыграл, словно от ревности с ума сходит, даже напился для храбрости. А Липкина ему подыграла.

— Ох и жук этот Лакоба, — спокойно сказал Травин, — такого ревнивца у почты разыграл.

— Не только это, он ещё и Савушкина заставил тебя оговорить, чтобы наверняка. Так что, друг мой любезный, сидеть тебе за решёткой, если бы не все эти обстоятельства. А так со мной познакомился, считай, повезло вдвойне.

— Но теперь-то разъяснилось всё? Савушкина схватили? — деликатно соскочил Сергей со скользкой темы.

— Твой Савушкин, когда за ним пришли, откуда-то достал пистолет и пытался с собой покончить, но не смог, что-то с оружием у него было, пружина сломалась, пока на курок жал. Милиционер в горячке прострелил ему ногу, так что лежит теперь в камере подраненный. — Черницкая взяла себе со сковороды едва ли пятую часть, остальное отдала гостю. — Во всём сознался, голубчик, и в убийстве, и в том, что про делишки Лакобы догадывался и своим передатчиком пользоваться разрешал, и что за границу уехать хотел при первой возможности, потому как здесь не ценили его.

— Нашли? — Сергей невозмутимо промокнул желток куском хлеба.

— Что?

— Сумку почтовую.

— Нашли, он её в ту же ночь спрятал в шпиле, где антенну свою наматывал. Письмо за картонку забилось, которая на дне, так что он думал, что до тебя Екимова дошла. Так оно и пролежало с тех пор.

— Почему до меня? — удивился Сергей.

— Тут такая странность произошла, — докторша внимательно на Травина посмотрела, — конверт этот тебе был адресован.

— Мне?

— Да. Внутри карточка почтовая лежала, пустая, а на конверте твоё имя.

— Зачем кому-то мне карточку пустую присылать?

— Ты всё-таки болван, — Черницкая рассмеялась. — Женщине нужен повод был, чтобы в гости к тебе зайти, что тут непонятного. Ты ведь ей глазки строил?

— И в мыслях не было, — неискренне сказал Травин. Но тут же поправился, — если только чуток.

— Ну вот ей этого и хватило. Решила, что ты отличной заменой Лакобе будешь, взяла твой адрес, написала отправителем Ленинградский почтамт, положила в сумку. Почерк сличили, её рукой сделано. Только себя не вини, не ты же её убил.

Сергей усмехнулся.

— Ты меня с самого начала подозревала? Екимова ведь тебе конверт показывала, так?

Черницкая кивнула.

— Если бы мне нужда была её убить, я не стал бы тело на улице оставлять, тем более под камнями. Донёс бы до реки, и там утопил. И камнем бить нечего, проще шею сломать.

— Опасный ты человек, Травин, — вздохнула докторша. — Вот ты сейчас сказал, и у меня внутри похолодело всё, а я ведь тоже кое-чего повидала. Ну что, наелся? Тогда давай думать, как Чижикова найти, Меркулов тебе карточку не запросто так сунул.