Почтенное общество
Шрифт:
— С господином Куком?
Нил кивает.
— И мы полагаем, что реструктуризация французских ядерных программ — одна из этих ставок.
Кардона с полуулыбкой разглядывает Нила:
— Вашей биографии можно только позавидовать. Вы молчите о своем прошлом военного корреспондента на Ближнем Востоке и своих столкновениях с Израилем по поводу его атомной бомбы. Предпочитаете также — и с большим целомудрием — не упоминать о своих семейных интересах.
— Я говорю с вами лишь о том, что касается нашего интервью. Мне кажется, это вполне
— Почему вы столь упорно хотели меня увидеть, хотя вам известно, что никакой информации я вам не дам?
— Потому что информация мне не нужна. Я знаю приблизительно все, что мне нужно. Я ищу лишь подтверждение, некий знак, кивок, гарантирующие, что моя информация не монтаж или провокация, а собрание реальных фактов. И мне нужно знать, где находится «Сад Гесперид».
Мужчины погружаются в созерцание вечерней площади Оперы, открывающейся на Лувр перспективы, игры света и пульсирующего перед ними сердца города.
Кардона переваривает информацию. У Джон-Сейбера есть досье Субиза. Потом он склоняется к нему:
— Вы сказали нашему общему другу, что эта встреча может быть мне полезна. Что же у вас есть, что может меня заинтересовать?
Нил вынимает DVDиз кармана пиджака:
— Убийство Субиза. Прямой репортаж.
Кардона не может скрыть свои чувства.
— Достоверность подтверждена Криминальной полицией. Если идентификация убийц и требует настоящего расследования, очевидно, что это убийство — дело рук профессионалов и произошло оно во время перекачки данных с компьютера майора Субиза. Экологи тут ни при чем. Видео было присоединено к делу, но его только что забрали у Криминальной бригады, так что все возможно. Мне кажется, вам бы хотелось располагать этой записью.
— Разумеется, да.
— И?..
— Вам бы следовало внимательно почитать указ 83-1116 от двадцать первого декабря тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Вы сами прекрасно поймете, где располагается «Сад Гесперид». — Кардона кладет диск в карман, отводит наконец взгляд от окна и возвращается к толпе в фойе. — Думаю, мне пора в мою ложу. И конечно, мы никогда не встречались.
Кардона растворяется в толпе, Нил провожает его взглядом, выходит из здания Оперы и без промедления возвращается к себе в гостиницу.
Герен решил перед большими дебатами мобилизовать своих активистов. Число его сторонников, собравшихся на митинг, заранее ограничено — не более трех тысяч человек, но все происходит перед толпой журналистов, и он отвечает на вопросы из зала. Настоящее испытание, тяжелее, чем марафонская дистанция.
Всё. Обливаясь потом и едва держась на ногах, Герен спускается с эстрады. Его атакует группка партийных активистов, жаждущих сфотографироваться в его обществе. Рядом с ним безликий голос спрашивает:
— А где же Соня Герен? Я ее не вижу. У меня для нее кое-какие документы.
Он слышит собственный смех и ответ:
— Я бы я сам хотел знать, где она…
Гезд
Герен падает на заднее сиденье.
— В Париж, и быстрее, — приказывает Гезд шоферу, оборачивается к Герену, протягивает ему бутылку воды, две таблетки и коробку шоколадных конфет. Точно так же делала Соня. Когда Герену становится лучше, Гезд равнодушно бросает: — Дюмениль виделся с Парисом.
— Черт…
— А советники Шнейдера готовят ему карточки по ядерным программам для завтрашних дебатов.
Молчание.
— Пату встречался с Дюменилем?
— Нет. Еще нет. Он пытается. Это не так-то просто.
— У меня нет сил. Если завтра поднимется волна этого дерьма, я не выдержу. Скажи об этом Пату.
Герен забивается в угол машины и засыпает.
СРЕДА
Утром Марсан появляется в дверях небольшого отеля на улице Фавориток в пятнадцатом округе, где он скрывается. На мгновение задерживается на тротуаре, разглядывая небольшое кафе, там полным-полно народу. «Слинять сейчас и кинуть их всех? Или делать вид, что идешь на работу и потом втихую свалить? Пока они ни о чем не догадались…» Но слишком поздно, за стеклами витрины он видит наблюдающего за ним Жана.
Марсан переходит улицу, входит в кафешку и зависает у прилавка:
— Двойной кофе, пожалуйста.
В поле зрения Марсана появляется внушительная фигура полицейского, но он делает вид, что ничего не замечает и ждет, пока его обслужат.
— Где Скоарнек? — Голос Жана еле долетает до него в хаосе утреннего шума, полицейский говорит, едва шевеля губами.
— В комнате спит.
— Он ничего не подозревает?
— Он подозревает всё и всех, но не меня. Идиот…
Бармен ставит перед Марсаном чашку, тот хватает ее обеими руками, как будто хочет согреться. Он и на самом деле дрожит, но старается этого не показать.
— Он не может сорваться с крючка в последний момент?
— Ни в коем случае. — Наигранный смешок, который тут же застывает у Марсана на губах. В его крайней нервозности сквозит раздражение. — Приближается его час. Он на все сто верит, что изменит политику, вклинившись в трансляцию дебатов сегодня вечером, он сейчас не может удрать.
— Держись, все скоро кончится.
— Надеюсь, потому что эти его дерьмовые речи, которыми он мне морочил голову всю ночь, меня уже достали.
— Ты никогда такого не говорил.
Марсан бросает злобный взгляд на своего собеседника: типа не наезжай, а то кину.
Жан, на которого весь этот спектакль не очень подействовал, возвращает ему совершенно спокойный взгляд:
— Если тебе не нравится то, что ты слышишь, то сам виноват. Ты сам влез в это дерьмо, потому что торчал при одном виде задницы этой маленькой шлюшки. Так что делай, что говорят, будь паинькой — и, если повезет, выкрутишься. Понял?