Почти ангел. Начало
Шрифт:
Окинул взглядом гардероб и пришел к выводу: все безвозвратно устарело. Любимые некогда одеяния отлично подходили для съемок в кино про времена рыцарства и высшего света. Стоило сдать их как реквизит, ведь их дальнейшая судьба была печальной. Самые новые вещи максимум из прошлого столетия. Что ж, когда-то нужно было снять с них гриф “Неприкосновенно”, “Дорого памяти” и, пожалуй, самое любимое из отговорок – “Подарок друзей”. Безжалостно тормоша содержимое шкафа, нашел более-менее современную одежду: серый костюм; тонкий нежно-розовый галстук с вышитыми гладью малиновыми нотами, хлопковую белую рубашку и черные лакированные ботинки. Конечно, не забыв про золотые булавки-запонки с курсивными
Копия моего старинного рояля уютно разместилась на маленькой сцене забытого Богом клуба. Копии сейчас делают мастерски, и я не привередничал. Мне без того выпала честь, ведь я получил добрую сотню отказов. Сейчас такие рояли уже не делают. Разочаровавшись, заключил сделку с первым давшим согласие мастером, он работал у меня дома несколько месяцев. Это было трезвым решением – не стоило тревожить лучшего друга из-за концерта длиной в пару часов. Я не хотел, чтобы он видел, где именно мне предстояло сыграть.
Мой рояль по праву заслужил именоваться другом. Этот экземпляр класса премиум – единственный во всем мире и неповторимый по звучанию. Изготовлен на заказ Карлом Бехштейном, знатоком, великим мастером своего дела. Клавиши со вставками из слоновой кости, гладкие, холодные, они не раз выводили меня из чувственного запоя. Мне нужно было победить свой страх. Первое выступление после долгих лет тишины. Голубоглазая мечта грезила очень близко, и если бы я спугнул ее, то вновь утонул бы в себе, я потерял бы последние капли веры. Позолоченные стрелки часов, висящих в гостиной, показывали на прощание 17:30, начиная рябить. Напоследок я подошел к роялю-оригиналу, провел рукой по клавишам, прикоснулся к стене, к месту, где висела любимая картина “Ангел смерти”.
– Пожелай мне удачи, мой родной дом.
“Удачи”. – послышался в мыслях ответ голосом погибшего друга.
Мир поплыл в водовороте мыслей, рябь усилилась. Я сделал шаг в пустоту, в холодное и тягучее серое облако, и двухэтажный деревянный коттедж исчез, а через мгновение передо мной возник город Лос-Анджелес в своем высотном великолепии. “Midnight Club” – точка прибытия. Обычному человеку нужно провести в пути часов шесть, чтобы сделать этот марш-бросок. И ты понимаешь – хорошо быть не таким, как все.
Рядом расположился знаменитый Голливуд с его гламурной сказкой, с обещанием исполнить любые мечты. Но я шел мимо – это не для меня горели огни нарядных вывесок, не для меня открывались лучшие площадки для выступлений. Неуверенно вполз в слепленное из дешевых материалов здание, разрисованное умелым граффити, чтобы прикрыть дыры от гвоздей и пуль. Молодой директор Дэйв Ричардс подлетел ко мне на всех порах. Он волновался не меньше меня.
– Мистер Бейли, ну слава Богу! Публика уже скучает! Эй, да на вас лица нет. Вы вообще готовы?
Я глядел на него, но рентгеновский луч почти черных глаз проходил сквозь Дэйва и показывал мне зал за его спиной, в котором много людей. Тело снова пробила дрожь.
– Готов, наверное. Страшно. Мне никак не успокоиться.
Ричардс по-дружески положил мне на плечо руку и произнес:
– Вы очень волнуетесь, а зря! На репетициях ваша игра была виртуозной. Удачи, и, главное, не смотрите в толпу. Я верю в вас! – он улыбнулся, и я ощутил пусть и крохотную, но поддержку.
– Дэйв, благодарю за предоставленный шанс. Я почти отчаялся найти хоть кого-то, кто поверит в меня в ваш непростой век. Еще раз спасибо. Я постараюсь не разочаровать.
Мне нелегко было привыкать к людям. За время нашего не общения они сильно изменились. Я боялся сделать к ним шаг, но закрыл глаза и увидел ее. Мечту. Собрав волю в кулак, вышел.
– Пора.
Второй аккорд. Упасть в мечту.
Поднялся бархатный занавес, и я двинулся к середине сцены. Поклон толпе. Аккуратно отодвинул табурет, чтобы, не дай черт, колесики не заскрежетали по отполированным половицам. Кажется, стук моего сердца разносился эхом на весь зал. А люди ждали, когда мои руки коснутся клавиш. Я тянул время – волновался, боясь дотронуться до инструмента. Влажнились ладони. Чужие мысли врывались в незащищенное пространство моего тела. Этот ворох лишней информации, что мешал настроиться. Ведь я же знал, на что иду, высовываясь из теплой норки уютного дома, выставляясь напоказ. Знал, но почему-то медлил.
Неуверенно провел пальцами по клавишам. Они, как всегда, холодны, но от прикосновения моих горячих рук потеплели; в глянцевой поверхности отражались испуганные карие глаза и играющие огоньки в них – напоминание о начале новой жизни, о полноводной реке, по которой стремился плыть, и о маленьком плотике, что был так непрочен. Чувство легкости унесло меня в те края, куда я никогда не стремился попасть. Прошлое не вовремя завладело мной. Голос погибшей возлюбленной шепнул на ушко: “Спасибо, что помнишь обо мне”. Один миг, и рана, что стала почти шрамом, но все не заживала, заставила вздрогнуть и проскользить по клавишам ярким басом. Сердце замерло в испуге. Что дальше? Зрители переглянулись между собой. Я не поворачивался в их сторону, но ощущал это своим нутром. Держа боль словно бешеного мустанга, мечтал оставить ее на потом и еле слышно прошептал: “Спокойно, мой друг, все хорошо”. А сердце кольнуло в груди и забилось чаще. Вобрав в легкие воздух, снова попробовал начать. Я знал одно – мне надо выступить! Перед глазами картины прошлого, но, испытывая боль, отчаянно рисовал счастливое будущее.
“Хранитель, где ты? Я прошу о помощи”.
“Я рядом. Это всего лишь люди, это так просто. Закрой глаза, представь, что ты один в своем доме, никого нет рядом, и просто продолжай”. – прозвучал внутри голос моего защитника.
Свобода разлилась по телу вместе со свежим воздухом, я втянул ее настолько, насколько хватало легких. Пальцы нащупали клавиши и отозвались, извлекая звуки музыки, превращаясь в пропитанную верой мелодию. В ней все, что так давно хотелось сказать миру: переживания, столетний страх, предчувствие новой жизни и пьянящий восторг, что вселился в меня и управлял руками. Помещение переполнилось нотами, аккорды разлетелись по залу, вновь и вновь проходя через людей и возвращаясь ко мне, и я посылал публике новую чувственную волну. Вкладывая в музыку частицу себя, дарил ее людям, согревая их сердца песней.
Букет нежных гербер был выброшен из зала и опустился на сцену, взрываясь ароматом любимых цветов. Я не поднял его, вновь садясь за рояль. Решил исполнить для мира любимую “Весеннюю капель”. Позже я придумал для нее слова, но тогда, наслаждаясь дыханием свежих цветов и каждым прикосновением к моему милому глянцевому другу, играл мелодию. Улыбка не сходила с лица, пальцы с необычайной легкостью летали по клавишам, имитируя капли дождя, что падают с крыш и разбиваются об асфальт. Люди замерли с коктейлями в руках, не в силах от восторга донести до губ свои напитки, ни единого шороха не тревожило слух. Казалось, что никого нет, все разошлись, но тепло от людских сердец, согретых мелодией и голосом, тягучей магмой разливалось по телу. Я почти достиг апофеоза! Струны горели от мощных финальных аккордов. Всё! Аккуратно опустил крышку инструмента и встал из-за рояля. Голова немного кружилась, точно от алкоголя. Я бережно старался не смотреть в зал, мне было по-настоящему страшно. У меня получилось, Боже!