Почти дневник (Статьи, очерки)
Шрифт:
Часто со страстью и волнением повторял он, вкладывая особенный, жгучий смысл в свои слова:
– Чекист должен быть честнее любого!
Дзержинский не чурался самой черной чекистской работы. Он лично ходил на операции, делал обыски, изъятия, аресты, зачастую подвергая свою жизнь смертельной опасности.
Он лично поехал в левоэсеровский отряд Попова арестовать убийцу Мирбаха - авантюриста Блюмкина. В отряде его обезоружили, арестовали, схватили за руки. Он с бешенством вырвался и, схватив Попова за грудь, в ярости закричал:
– Негодяй! Отдайте мне сию же минуту мой револьвер, чтобы я мог... пустить вам пулю в лоб!
Он был бесстрашен.
Он первый бросался на самые трудные участки советской и партийной работы, не считаясь с "чинами".
В 1920 году страшные заносы, которые могут сорвать транспорт, - и Дзержинский первый на борьбе с заносами.
"Предчрезкомснегпуть".
Тысяча девятьсот двадцать первый год - поволжский голод, - и Дзержинский первый в Помголе.
Горячий воздух голодной осени струился над Москвой. Пыль засыпает пустой фонтан на Лубянской площади. И Дзержинский взволнованно входит в свой кабинет, держа в руках небольшой сверток.
– Пожалуйста, перешлите это от меня лично в Помгол, в пользу голодающих.
Секретарь разворачивает сверток. Там небольшая хрустальная чернильница с серебряным ободком и крышечкой. Секретарь узнает эту чернильницу. Это чернильница сына Дзержинского Ясика.
– Феликс Эдмундович, но ведь это же чернильница Ясика.
– Эта роскошь ему сейчас не нужна... - слышен резкий ответ.
Да мало ли этих, на первый взгляд незначительных, но таких замечательных фактов!
И вот наконец последнее утро. У Дзержинского под глазами мешки. Лицо узкое, бледное. Он не спал всю ночь, готовясь к своему последнему выступлению. Сколько цифр, выкладок, балансов! И каждую цифру он обязательно проверял лично. Он не доверял арифмометрам и счетным линейкам. Своим мелким почерком по два, по три раза он проверял каждую колонку цифр... Он внутренне горит. Он сгорает. Он не может успокоиться. Он смотрит на часы.
– Феликс Эдмундович, выпейте хоть стакан молока.
Дзержинский неукротимым жестом отталкивает стакан:
– Молока? Не надо.
Он ходит широкими шагами по кабинету:
– Не надо! Я им брошу карты в лицо!
И он стремительно уходит, торопясь на Пленум ЦК.
И там звучит его страстный, неукротимый голос, покрывающий жалкие реплики Каменевых, Троцких и К°, мощный голос человека, которому ненавистна ложь, который умеет бесконечно, глубоко любить, но и жгуче, неукротимо ненавидеть...
"...А вы знаете отлично, в чем заключается моя сила, - говорит он, обращаясь к оппозиции. - Я не щажу себя никогда... Я никогда не кривлю душой, если я вижу, что у вас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них..."
И, рванув на себе воротник рубахи, судорожно протягивая белую руку к пустому графину, неистовый Феликс продолжал говорить, громя противников и судорожно делая последний вдох...
1936
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ДЕНЬ
Мы взошли на крыльцо и стряхнули веничком снег с ботинок.
В избе стоял синий свет зимних сумерек. Бревенчатые стены. Зеркало под полотенцем. Рыночная копия с шишкинского леса. Зелень комнатных растений. Икона. Под нею квадратный дубовый стол на толстых ножках. Камчатная скатерть. Над столом электрическая лампочка с прилаженным к ней зеленым стеклянным абажуром. Портрет Ленина.
М.Ф.Шульгина, высокая красивая старуха с тонким белым лицом, впустила нас в комнату.
– Милости просим. Присаживайтесь.
Мы сели.
Она пошла в соседнюю горницу и через некоторое время вернулась, держа в сухих, тонких руках "венский" стул.
Это был обыкновенный, дешевый, "венский" стул - черный, облезший от времени.
Она поставила его вверх ножками. На оборотной стороне круглого сиденья было написано карандашом:
"На настоящем стуле 9 января 1921 года сидел т.Ленин на общем собрании деревни Горки в доме В.Шульгина".
Семнадцать лет прошло с того дня. И вот в той самой избе, за тем самым столом, за которым тогда сидел Ленин, собралась группа колхозников деревни Горки, ныне колхоза Горки имени Владимира Ильича Ленина.
Их четверо: Алексей Иванович Буянов, Марья Федоровна Шульгина, Алексей Михайлович Шурыгин, Марья Кирилловна Бендерина.
Они вспоминают этот незабываемый день.
Все было очень просто.
Товарищ Ленин жил под Москвой, в двух верстах от деревни, в совхозе.
Крестьяне решили пригласить товарища Ленина к себе в деревню "поговорить о жизни". Два человека, представители общества, отправились к Ленину. Он принял их моментально, выслушал просьбу и тут же деловито назначил день и час встречи: 9 января, в шесть часов вечера.
Ровно в шесть часов вечера 9 января по новому стилю (а по старому стилю 27 декабря 1920 г.) возле избы крестьянина В.А.Шульгина, самой просторной избы в деревне, остановились сани парой, из которых вылез небольшой, коренастый человек в шубе.
– Вот здесь вот, подле окна, сел Владимир Ильич, а рядом с ним села Надежда Константиновна, - сказала хозяйка избы М.Ф.Шульгина, показывая на стулья, на стол, на окна, не торопясь, как бы вызывая в памяти своей давнюю, но дорогую картину.
– Владимир Ильич снял шубу и приладил ее на спинку стула, к окну, чтоб не дуло сзади, - прибавил А.М.Шурыгин.
А.И.Буянов ласково, задумчиво улыбнулся:
– В таком простеньком, знаете, сереньком костюмчике, в галстуке... облокотился на этот самый вот стол, оглядел всех и прищурился, словно прицелился...
– А народу набилось в комнату человек восемьдесят, да еще человек двести не взошло, и они стояли снаружи, на улице, заглядывая в окна.
– И начались разговоры?