Почти фантастика
Шрифт:
— Какие бои, парень? Вот с этим? — он пренебрежительно кидает автомат в пыль, в кучу таких же у бетонной стены. — Это только сами себя если. То есть, если сами с собой.
…
На работе очередная запарка. Не все вернулись из отпусков. И начальства нет. Оно где-то в Испании, на курортах. Говорят, в связи с ухудшением экономического состояния, всем срежут зарплату на треть. А кто не доволен — в новую администрацию жалуйтесь. Это вам не при прежнем режиме. У этих, говорят, все строго. Все на учете и контроле.
По ночам по
Мужики в курилке переговариваются солидно, что вот если бы как в сорок первом, так, может, успели бы. А так — ну, как тут воевать? Если — раз, и уже все?
— Вам же оружие давали, — взвивается курящая с ними молодая кудрявая девчонка. — Вам же доверяли!
— И что? Я теперь должен из своей квартиры по танкам из этой пукалки стрелять, что ли? Потому только, что оружие мне выдали, да? Ты потом моих детей кормить будешь, прошмондовка? — зло ругается сосед по лестничной площадке.
— Иди, иди, дура малолетняя! — подхватывают остальные. — Ни хрена не смыслишь в военном деле — а туда же! Оружие… Да разве ж это — оружие…
— Но все же по десять тысяч дали, — вспоминает кто-то.
— В провинции — всего по пять, — поправляешь.
— Ну, все равно. То есть, не совсем уж мусор, выходит. Все-таки что-то стоит и такое оружие.
— И что?
— Да так, ничего.
Объявляют, что скоро будут новые выборы. Призывают к политической активности и поддержке демократических изменений в стране. Фамилии в списках все знакомые…
Гражданская война
В лесу летом хорошо. Птички поют. Воздух свежий. От костра тянет запахом свежей каши с тушенкой.
— А вот интересно, — сказал он, аккуратно вставляя патроны в неудобный старый дисковый магазин. — Если вот тараканов, предположим…
— Что?
— Ну, вот если тараканов одну половину регулярно посыпать дустом, а другую, наоборот, подкармливать — они тогда начнут друг друга грызть?
— Думаю, нет, — я даже заулыбался, представив такой способ борьбы с тараканами.
— Значит, мы не тараканы, — он удовлетворенно кивнул давно немытой головой и с щелчком примкнул магазин к старому «ручнику» ДП.
Илья у нас был недавно. Большой, сильный, молодой. Ему все было в радость: и марш-бросок на несколько километров, внезапный бой, и сама эта неторопливая подготовка к бою, и завтрак с ужином, где ему давали за размеры дополнительную порцию.
Вот за рост свой и силу, которой сам как будто стыдился немного, ему сразу дали не автомат и не винтовку, а ручной пулемет. Из старых запасов, со складов. А меня поставили к нему вторым номером. А заодно — дядькой-воспитателем. Так и сказал тогда замполит:
— Ты, Семеныч, у нас тут самый старший. Да еще и из учителей. Вот тебе, считай, ученик. Постарайся, чтобы парень выжил в первых боях. Поучи его.
Я старался. Парень — выжил.
Я учил его, как менять позицию. Как эту позицию выбирать, долго и тщательно рассматривая все подступы. Как заранее готовить еще две-три лежки, чтобы можно было в момент — кувырком, на четвереньках, ползком добраться туда и, пристроив пулемет, снова поддержать своих.
С ручным пулеметом позади отряда хорошо. Он тебе и пулеметную точку подавит на расстоянии, и прикроет отступающих бойцов, если что. Плохо только, что магазин у него малой вместимости. На хороший бой никак не тянет. Приходится постоянно таскать в сумках пять-шесть снаряженных круглых неудобных железяк — тяжелое это дело.
В свободную минуту у нас с ним, бывало, начинались всякие умные разговоры. Илья впитывал любую информацию, как губка. Вот только с терминами… Да и вообще — с каким-то фундаментом в образовании было у него совсем никак, похоже.
— А что это — относительность? — вдруг поднимал голову, озадачившись непонятным словом.
Я хотел сначала пошутить насчет того, что относительность — это совсем не то, чтобы отнести что-то куда-то. Но посмотрел на него — ждет ведь ответа!
— Относительность, спрашиваешь? Ну, как тебе объяснить, неучу…,- смеюсь, чтобы не обидно было.
— Я пять классов закончить успел, между прочим!
Ага. Все-таки успел зацепить мирное время. Учился, говорит. Но — всего пять классов. И гордится этим.
— О! Так это ты просто молодо выглядишь, понятно. Значит, целых пять классов? — я тяжело вздохнул, глядя поверх сосен на красную полосу заката. — Это, знаешь, совсем хорошо. Это просто здорово, что ты уже грамотный. Но вот относительность…
Как пятикласснику рассказать теорию относительности? Или ему просто надо определение усвоить? Чтобы в разговоре понимать, о чем командир сказал или замполит?
— А давай, я тебе лучше на примерах! Вот, скажем, дать тебе один сухпай — это много или мало?
— Один? Ну, мало, конечно, — тут он в себе уверен.
Ему один сухой паек — так, размяться перед хорошим ужином.
— А если тебе — пять сухих пайков?
— Натовских или наших? — заинтересовался Илья.
— Предположим, натовских.
— Тогда… Ну, тогда вроде как нормально, но все равно маловато будет.
— А сто пайков?
— Да где ты здесь возьмешь сто пайков, Семеныч?
Он быстро перенял от всех в отряде это обращение к старшему по возрасту на «ты» и по отчеству. Да я и сам давно привык к такому.
— Ты вот в школе задачки решал про яблоки, да про груши — там же яблок не было? Вот и представь себе сто сухпаев. Натовских. Со сроком еще на пять лет вперед. Сто! Это тебе как?
— Много. Жаль, конечно, что нету столько, но все равно много. Куда мне их деть? Их же с собой не потащишь. И закопать — а когда я потом вернусь к схрону? Нет. Сто — это много.