Почти идеальная месть
Шрифт:
Дрожащими пальцами я пытаюсь развязать его маску, но у меня ничего не получается. Как выяснилось позже, не получилось, потому что у маски нет завязок, маска держится за счёт специальной резинки.
Чувствуя мои мучения, Матвей одним движением стягивает с себя маску и шляпу, бросает всё на траву. Мои пальцы погружаются в его шевелюру, и из моей груди вырывается не просто стон. Нет, это больше похоже на рычание, на крик боли.
Я всё же начинаю плакать. Трясу Матвея, вцепившись в ворот его рубашки, как тогда, при расставании. Поздравляю, Милана,
Матвей берёт меня на руки, прижимает к себе, баюкает. Постепенно начинаю успокаиваться, хотя до сих пор судорожно дышу и всхлипываю. Матвей что-то шепчет, но я понимаю только с третьего раза.
— К тебе или ко мне?
— Туда, куда ближе, — хрипло отвечаю я.
Матвей куда-то несёт меня на руках. Его маска и шляпа так и остаются на одной из тропинок университетского сада.
— Моя машина припаркована около супермаркета, на охраняемой стоянке, — вспоминаю я.
— Завтра заберём, — Матвей с нежностью смотрит на меня.
— Смотри под ноги, — пытаюсь ворчать я. — А то рухнем.
— Не могу смотреть под ноги. Могу смотреть только на тебя.
— Да ладно? — кажется, я начинаю потихоньку приходить в себя, хотя продолжаю говорить в нос, а голос мой хрипит. — Целый год прекрасно мог не смотреть, а тут вдруг не можешь?
— За этот год я не переставал думать о тебе ни на минуту. Ни на секунду. Но мы это обсудим позже, обязательно.
— Я тебе не верю, — сообщаю я.
— Твоё право, — к Матвею полностью вернулась его обычная невозмутимость.
— Не может молодой, здоровый мужчина с твоим темпераментом обходиться без секса в течение целого года.
— А я и не говорю, что обходился.
Я начинаю энергично вырываться, но Матвей ещё сильнее сжимает меня в объятиях.
— Отпусти меня! — с хрипа я перехожу на шипение. — Ненавижу!
— Можешь дальше ненавидеть, но я тебя теперь точно не выпущу из рук.
— Катись к своим подружкам!
— Нет у меня никаких подружек. С тех пор, как влюбился в одну сумасшедшую и дикую девчонку. Угораздило же взрослого, серьёзного дяденьку. Мы пришли.
Матвей, не отпуская меня, достаёт из кармана брелок, и знакомая чёрная машина приветствует меня, подмигивая. Матвей запихивает меня в машину, стаскивает с меня парик и маску.
— Вот так, — и он целует меня в нос. — Что мне не понравилась в твоём наряде, так это парик и маска. Они скрывали твои роскошные волосы и твои прекрасные глаза.
Матвей закрывает дверцу около моего сиденья и обходит машину. Я слежу за ним жадным взглядом, несмотря на то, что на улице уже почти темно. Наконец-то он садится рядом, и я возвращаюсь к теме, которая меня очень волнует.
— И кто они?
— Кто они? — невинно переспрашивает Матвей.
— Женщины, с которыми ты спал в течение года.
— Милана, давай не будем углубляться в эту тему. Если бы я сказал тебе, что у меня ничего ни с кем не было, ты бы всё равно не поверила. А так хоть взбодрилась.
— Ты мне за это ответишь, Матвей! Обещаю. За каждую минуту и секунду этого года.
— Жду не дождусь, — улыбается он и достаёт с заднего сиденья шикарный букет. — Я никогда не дарил тебе цветов. Надо как-то восполнять этот пробел.
— Весь прошедший год — один сплошной пробел, Матвей. Замучаешься восполнять.
— Я справлюсь, — самонадеянно заявляет этот невозмутимый тип.
Что ж, посмотрим, кто кого, Матвей Александрович. Я в течение этого длинного и тяжёлого года тоже времени даром не теряла. Размышляла много и очень напряжённо, анализировала…
— Ты знаешь, где я живу? — вскидываюсь я, понимая, что Матвей везёт меня в сторону моего дома. — Ты что, опять следил за мной?
— Я же сказал, что не переставал думать о тебе ни одной минуты. Ни одной секунды, — серьёзно отвечает Матвей.
Я смотрю на его красивый профиль, на шею в вырезе чёрной рубашки, на раздвоенный подбородок, на тёмные ресницы и брови, на серые глаза, на волосы, которые стали чуть длиннее, чем год назад. Раньше Матвей носил более короткую стрижку.
Мой взгляд останавливается на руках Матвея, спокойно лежащих на руле, и я чувствую, как от шеи вверх поднимается жаркая волна, а в животе начинает привычно холодеть.
Я хочу его. Прямо сейчас. Уже открываю рот, чтобы приказать ему припарковаться где-нибудь, но разум берёт верх. Нет, не так. Не здесь и не в спешке. Мы так давно не были друг с другом! Всё должно быть гармонично и красиво. Вот как этот прекрасный букет, который Матвей мне подарил.
Однако неторопливости всё же не случилось, потому что мы начали раздевать друг друга, как только за нами закрылись двери моей квартиры.
Матвей, превосходно справившись с крючками на лифе (я попросила сделать их сбоку, а не на спине, потому что знала: помогать мне будет некому), легко стянул с меня платье, а следом бюстгальтер и трусики.
Я осталась в одних чулках, стояла и смотрела на тяжело вздымающуюся от возбуждения широкую грудь Матвея. Глаза его горели странным огнём. Он быстро скинул рубашку и притянул меня к себе, целуя.
— Ты превратилась в настоящую соблазнительницу, — тихо заговорил он, касаясь ладонями моей спины, плеч, груди, спускаясь к бёдрам. — Ты уже не та невинная и неопытная девочка, какой была.
Ну ещё бы! С таким-то талантливым наставником!
Я расстёгиваю ремень на брюках Матвея, осторожно касаюсь его члена, пока через ткань его белья. Вижу, как Матвей сжимает челюсти и закрывает глаза, не в силах справиться с собой.
— Ещё, — шепчет он. — Ещё, пожалуйста…
Я отодвигаю резинку его боксеров и касаюсь горячей напряжённой плоти. В следующее мгновение Матвей хватает меня и быстро несёт к кровати. Мы оба больше не в силах терпеть, мы набрасывается друг на друга, как безумные, и через несколько минут нас почти одновременно накрывает.