Почти как «Бьюик»
Шрифт:
— Только я не думаю, что желания самого Хадди имели к этому хоть малейшее отношение. Дело в притяжении «бьюика». Тогда оно было сильнее, но остается и теперь.
Он промолчал. Просто смотрел на гараж Б.
— Ты не ответил на мой вопрос, Нед. Что, по-твоему, случилось бы с ним, если б он забрался в багажник?
— Не знаю.
Разумный ответ, детский ответ, такое слышишь от них по десять раз в день, но он вызвал у меня раздражение.
Парень ушел из футбольной команды, но, похоже, не забыл, чему его учили по части уверток и ложных маневров.
Я затянулся дымом, запахом напоминавшим горящую солому, выдохнул.
— Ты не знаешь.
— Нет.
— После Энниса Рафферти, Джимми и, возможно, Брайана Липпи.., не знаешь.
— Не все куда-то переправлялось, Сэнди. Возьмите, к примеру, вторую песчанку, Розали или Розалин, не помню.
Я
— Не буду с тобой спорить. Я еду в «Кантри уэй», хочу съесть чизбургер. С удовольствием возьму тебя с собой, при условии, что мы забудем о «бьюике» и поговорим о чем-то другом.
Он задумался, покачал головой.
— Пожалуй, поеду домой. Мне надо подумать.
— Хорошо, только не делись своими раздумьями с матерью.
Он вскинул на меня глаза, словно такая мысль шокировала его.
— Господи, как можно!
Я рассмеялся и хлопнул его по плечу. Тени ушли с его лица, с ними — вся злость на него. А насчет его вопросов и детской уверенности, что история должна чем-то заканчиваться и в конце обязательно найдется ответ, так об этом, я знал, позаботится время. Может, я сам ожидал слишком многих ответов. Выдуманная жизнь, которую мы видим по ти-ви и в кино, подводит нас к мысли, что человеческое существование состоит из откровений и резких перемен; и становясь взрослыми, мы на каком-то подсознательном уровне принимаем эту идею. Иногда такое, возможно, и случается, но думаю, что по большей части все идет по-другому. Перемены в жизни происходят медленно. Точно так же, как мой самый младший племянник дышит, когда крепко спит. Иной раз хочется положить руку ему на грудь, убедиться, что он живой. Если смотреть с этой колокольни, неуемное желание утолить любопытство просто абсурдно. Жизненные истории редко заканчиваются ответами на все вопросы. Если двадцать три года жизни рядом с «бьюиком 8» чему-то и научили меня, так именно этому. В этот момент на лице сына Керта я прочитал, что он может сделать шаг в правильном направлении. А то и два. И если я не сочту, что для одного вечера этого достаточно, значит, у меня проблемы с головой.
— Ты ведь завтра работаешь? — спросил я.
— С самого утра, сержант. Опять выполним свой долг.
— Тогда, может, тебе отложить раздумья на потом и вместо них немного поспать?
— Я, конечно, попытаюсь. — Он коснулся моей руки. — Спасибо, Сэнди.
— Пустяки.
— Если я слишком уж доставал вас насчет…
— Все нормально, — оборвал его я. Он, конечно, доставал, но ведь ничего не мог с собой поделать. И в его возрасте я наверняка повел бы себя точно так же, а то и хуже. Я наблюдал, как он идет к любовно восстановленному «белэру», доставшемуся ему от отца, автомобилю из тех же времен, что и стоящий в гараже Б «бьюик», но не столь красивому. Миновав половину автостоянки, он остановился, глядя на гараж Б, и я замер с дымящимся окурком в губах, гадая, что будет дальше.
Он направился к «белэру» — не к гаражу. Я облегченно выдохнул. Последний раз затянулся ароматной трубочкой смерти, подумал растереть окурок об асфальт, но нашел для него место в жестяной банке-пепельнице, где уже лежало не меньше двух сотен окурков. Другие могли растирать окурки об асфальт, Арки бы все убрал, не сказав ни слова, но мне этого делать не следовало. В конце концов я — сержант, человек, который сидит в высоком кресле.
Я зашел в здание. Стефани Колуччи сидела в коммуникационном центре, пила коку, листала журнал. Увидев меня, поставила коку, и разгладила юбку на коленях.
— Как дела, милая? — спросил я.
— Ничего особенного. Помехи уходят, но не так быстро, как бывает после.., одного из этих. Так что связь достаточно устойчивая.
— И что творится в мире?
— Девятый сообщает о пожаре автомобиля на съезде 9 автострады 87. Мак говорит, что водитель — коммивояжер из Кливленда, зол, как черт, и отказывается пройти на месте проверку на алкоголь. Шестнадцатый заехал на фордовскую станцию техобслуживания в Стэтлере. Барахлит мотор. Джефф Катлер в Стэтлеровской средней школе. Там взлом, сработала система охранной сигнализации. Но он, по сути, лишь наблюдает. Основную работу выполняет местная полиция.
— Что еще?
— У Пола Лоувинга 10-98, едет домой на патрульной машине, у сына приступ астмы.
— Вот об этом в рапорте можно и не упоминать.
Стеффи с упреком глянула на меня: мол, сама знаю.
— А что с гаражом Б? — спросила она.
— Ничего, — ответил я. — Ничего особенного. Ситуация нормализуется. Я ухожу. Если что-то случится, позвони… — Я замолчал, придя в ужас.
— Сэнди? — спросила она. — Что-то не так?
«Если что-то случится, позвони Тони Скундисту». Вот что я хотел сказать, словно не прошло уже двадцать лет с тех пор, как я говорил эти слова Мэтту Бабицки, и сержанта не поместили в Стэтлеровский дом престарелых.
— Все в порядке, — ответил я. — Но если что-то случится, позвони Френку Содербергу. Его очередь закрывать амбразуру.
— Хорошо, сэр. Спокойной ночи.
— Спасибо, Стефф. И тебе того же.
Когда я выходил из здания, «белэр» медленно катился к подъездной дорожке, из динамиков гремела песня одной из любимых групп Неда — то ли «Уилко», то ли «Джейхоукс», Я помахал ему рукой, он — мне. Улыбнулся. Милой улыбкой. С трудом верилось, что я мог на него злиться.
Я подошел к гаражу и принял позу охранника, ноги на ширине плеч, руки за спиной, в которой каждый чувствует себя республиканцем, презирающим бездельников, живущих на пособие в своей стране, и иностранцев, жгущих американские флаги. Заглянул в окно. «Бьюик» спокойно стоял под горящей под потолком лампой, отбрасывал тень, словно настоящий, на больших, с белыми боковинами, покрышках. Видел я и огромное рулевое колесо. К краске не прилипала пыль, царапины сами по себе затягивались, теперь на это требовалось больше времени, чем раньше, но результат оставался неизменным. «С маслом порядок», — крикнул мужчина, прежде чем скрыться за углом автозаправочной станции, то были его последние слова касательно этого почти как «бьюика», и с тех пор он нисколько не изменился, совсем как object d'art, каким-то образом оставшийся в закрывшейся галерее. По моим рукам побежали мурашки, я почувствовал, как сжало яйца. Во рту появилась горечь, так бывало, когда я вдруг понимал, что в полном дерьме. «С проблемами разобрался, теперь рассчитываю на джекпот», — любил говорить Эннис Рафферти. «Бьюик» не гудел, не светился, температура в гараже поднялась выше шестидесяти градусов, но я чувствовал, как он притягивает меня, шепотом предлагает зайти и взглянуть на него поближе. «Я многое могу тебе показать, — нашептывал он, — особенно теперь, когда мы вдвоем». И когда я смотрел на него, мне открылась истина: я злился на Неда, потому что боялся за него. Ну конечно. И общение с «бьюиком», ощущение его притяжения в голове.., и всем телом тоже, позволило это осознать. «Бьюик» порождал чудовищ. Да. Но иногда все равно хотелось подойти к нему, точно так же, как хочется заглянуть за край высокого обрыва или в отверстие на срезе ствола пистолета или револьвера, чтобы увидеть, как оно превращается в глаз. Который смотрит на тебя, только на тебя и ни на кого больше. И в такие моменты не имеет смысла искать логику в своих поступках или пытаться понять привлекательность того, на что так и тянет взглянуть; наилучший выход из такой ситуации — отступить от обрыва, вернуть оружие в кобуру, уехать из расположения взвода. Подальше от гаража Б. Туда, где не слышно этого завлекающего шепотка. Случается, что бегство — оптимальная ответная реакция.
Я задержался еще на мгновение, чувствуя притяжение «бьюика» головой и сердцем, глядя на его темно-синий капот, хищную радиаторную решетку. Потом отступил на шаг, набрал полную грудь свежего ночного воздуха и смотрел на луну, пока полностью не стал самим собой. После чего зашагал к автомобилю, сел за руль и уехал.
В «Кантри уэй» свободных столиков хватало. Нынче это обычное дело, даже вечером в пятницу и субботу. Рестораны в «Уол-Марте» и новом торговом комплексе Стэтлера выводят из игры аналогичные заведения в центральной части города точно так же, как новый многозальный кинотеатр на шоссе 32 вывел из игры «Джем тиэтрэ».
Как обычно, люди оборачивались, когда я вошел в зал.
Только видели они, разумеется, форму. Два человека, один — помощник шерифа, второй — окружной прокурор, поздоровались и пожали мне руку. Прокурор спросил, не составлю ли я компанию ему и его жене, но я с благодарностью отказался, сославшись на то, что у меня деловая встреча. От мысли, что снова придется говорить, пусть и о пустяках, мне стало дурно.
Я сел в одну из кабинок у дальней стены, и Синтия Гаррис подошла, чтобы взять заказ. Симпатичная блондинка с огромными прекрасными глазами. Когда я вошел, она готовила кому-то сандей, и я заметил, что она успела расстегнуть верхнюю пуговичку блузки после того, как отдала мороженое и принесла мне меню, чтобы я мог полюбоваться маленьким серебряным сердечком у нее на шее. Меня это тронуло. Я очень надеялся, что сие — знак внимания ко мне, а не к моей форме.