Почти как три богатыря
Шрифт:
– Угу-угу! – закивал швейцар, вновь гостеприимно указав на выход.
– Ну всё, пошли, ребята, хватит человека доставать! – сжалился над швейцаром Иван и взяв остаток богатырского трио под руки, дружно выдворился с ними из ставшего в одночасье дружественным королевства. Шлагбаум со свистом опустился за их широкими спинами и мокрый от внутреннего напряжения швейцар строевым потопал писать рапорт по собственному желанию (а какое у него было желание, наша история нарочно умалчивает, чтобы интрига сохранялась).
Так, практически неприметно, богатыри из королевства-побратима вторглись, да простят меня женщины и дети за выражение, в самое настоящее конунгство, ту самую варяжскую Викинпедию –
Спустя пару часов после легендарного побоища, царь-батюшка Владибор Ильич, выбравшись из грязелечебного бассейна, омывшись и надев халат с двуглавыми мишками, неожиданно получил официальный документ с заголовком «НОТА ПРИВЕТСТВИЯ» (причём слово «приветствия» было дописано пером над аккуратно зачёркнутым словом «протеста»). «Ноту» им занёс лично, обычно напыщенный и спесивый, полномочный посол короля Пропистона сэр Майлрус, который с неожиданными поклонами и реверансами зачитал суть дела, изложив заверения в вечной дружбе между «отныне и вовеки веков братскими государствами», и восхищение (правда без подробностей) тремя царскими чудо-богатырями. К «ноте» прилагался длинный чек об уплате внешнего долга государя и пригласительная виза, действующая на всей территории «Евландиийского антантуса».
– Не знаю, что эти мошенники там откаблучили, – сказал на досуге довольный государь недовольному боярину Годуновичу. – Но, что бы они там ни натворили, а всё-таки молодцы. Эх, молодцы! Жаль, что их королевич Полисей угробит, хотя и не факт, я вам скажу, батенька, не факт.
Будь государь обычным демагогом, он бы наверняка бы ещё добавил, что «пора бы наш державный застой сменить бескомпромиссной опалой для казнокрадов и прилипал, оттепелью для инакомыслящих и перестройкой хижин да дворцов». Но он был всё таки суеверным монархом и не стал лишним трёпом отгонять, как ему почудилось в тот момент, вернувшуюся в страну Шамаюн-птицу с крыльями цвета морской волны.
С этого дня внутренний мир самодержца стал медленно но верно гармонизироваться с окружающим миром, а жизнь в тридевятом (по последнему рейтингу иноземной политико-деловой многотиражки «Форбпирус» почти уже тривосьмом) государстве стала также, незаметно для невооружённого интеллектом глаза, меняться.
«Может всё-таки бросить его, – сквозила в опалённой голове королевича, искоса поглядывавшего на безжизненно свисавшего с коня Ихтиандро, шальная мысль. – Всё равно ведь, бедолага, не жилец, да и птиц можно будет отвлечь ненадолго».
Дело в том, что некоторое время назад к их незадачливому трио, уже несколько раз натыкавшемуся на обглоданные скелеты диких дромадёров (королевич до сих пор наивно думал что это «искалеченные лошади») неведомо откуда присоединилась ещё одна неординарная парочка – два ободранных, тощих, но весьма настырных грифа, которые больше всего нервировали итак ослабшего духом Искалибура.
Падкие на всякую падаль падальщики (фу, какая отвратительная тавтология), случайно наткнувшиеся в безжизненной местности на почти издохшую, правда, ещё чудом передвигавшуюся пищу, сразу застолбили все три блюда за своими пернатыми персонами и, без устали наматывая круги над головами, безнадёжно ковылявших по пустыне путников, терпеливо ожидали заветного обеденного часа. А ждать эти общипанные хлопцы могли ой как долго.
Но, несмотря ни на что, Полисей всё никак не решался отделаться от чешуйчатой обузы. Видимо, иммунитет на благородство, эту старорыцарскую болезнь, у него за прошедшие годы до сих пор не выработался. От этого шансы на сытный обед из трёх порций, у грифов увеличивались в разы.
– Всё, алес и капут! – огорошил спутников королевич, увидев на своём пути скирду сена, прикрытую сверху перевёрнутым казаном. Такой идиотский мираж, справедливо рассудил он, мог примерещиться аккурат на последнем этапе перед полным отключением провяленного мозга и, само собой разумеющейся, погибелью. – Как говорится: сено-солома, кто в лес, кто на сенокос.
– Командир, брось меня, – прошептал в сотый раз, в горячечном бреду Ихтиандро. – Уплывай к нашим, я прикрою. Позаботься о Мормышке.
– Тьфу, ты! – тоже в сотый раз, попытался сплюнуть королевич, но слюны во рту даже близко не было. – Хорошо хоть в атаку не зовёт.
Искалибур, увидев копну, тоже сначала не поверил своим глазам, а потом, видя, что мираж не рассеивается, поковылял к пище. Поняв, что конь хочет отведать сена, Полисей, зная, чем это может грозить обезвоженному организму животного, попытался предостеречь последнего возгласом следующего содержания.
– Искалибур, фу-у, нельзя! – крикнул он ушедшему вперёд коню. – Поперхнёшься сушняком или заворот кишок будет! Не ешь, хуже будет!
Конь оглянулся на хозяина, прочитавшего в его взгляде отчаянный возглас «куда уж хуже!» и ухватил зубами добрый пучок сена.
– Кто зде-есь?! – внезапно разнёсся по округе полный боли голос, и разносился он, по всей видимости, из этого самого стога сена. – Я во второй и последний раз спрашиваю, кто здесь на неприятности нарывается?!
Выпустив изо рта так и не оторванный от скирды пучок сена, Искалибур (и откуда только опять силы взялись), встал на дыбы, сбросив с себя бредившего морскими баталиями Ихтиандро мордой в песок, и в несколько прыжков оказался за самым ближним и самым верным укрытием – за спиной королевича. (Не смейтесь, раньше он был отважным боевым конём, но события последних дней, или недель, конь уже не помнил, которые они с хозяином провели на грани жизни и смерти и неизвестность перед новой напастью, вновь сыграли с ним злую шутку, вторижды за всю карьеру заставив его спрятаться за спиной господина).
– Ну-ну, спокойней, – похлопал кравшегося за спиной коня, Полисей, по, тяжело дышавшей над ухом, морде. – Сейчас разберёмся, кто тут обитает, кто тут балует и кто пугает.
Проследив, как быстро смотались из поля видимости прозорливые грифы, рыцарь не знал как расценивать этот знак: либо гибелью, а, соответственно и падалью, здесь не пахнет, либо есть возможность пострадать всем в окрестностях – поэтому, аккуратно, без лишнего шума, обнажил клинок с замысловатым прозвищем и приблизился к скирде.
С обнажённым мечом и боевым конём, прикрывавшим тылы (давайте пожалеем доброе имя Искалибура и назовём это так), королевич всё ещё представлял серьёзную опасность для любого обитателя этой пустыни, пусть даже эта огромная скирда была бы сама тем грозно говорящим противником.
Чувствуя это своё призрачное превосходство, Полисей остановился невдалеке от необычного препятствия, решив для начала всё же испробовать свои не ахти какие дипломатические навыки.
– Слушай меня внимательно тот, кто внутри стога! – уверенно и даже дерзко крикнул скирде Полисей. – Значит так! Ежели ты добрый молодец, и тебе жизнь дорога, – будь мне оруженосцем! – королевич переглянулся с конём и подмигнул тому, мол, не тужи друже, сейчас «разведём по понятиям», – Ежели ты девица красная – тогда будь мне. оруженосцем! – не менее громко произнёс рыцарь-следопыт, что даже издыхающий Ихтиандро приоткрыл глаз, поглядеть, всё ещё бредится ему или королевич реально «лепит горбатого», – А ежели ты чудище кровожадное, то, так и быть, будь и ты мне оруженосцем! А коли у тебя и вода есть, то будь мне ещё и братом названным.