Шрифт:
…
Здесь честь и добро побеждают по праву,
А подвиг и труд не бывают напрасны.
Здесь воды прозрачны и зелены травы,
Монархи мудры, а принцессы – прекрасны
…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Конечно, Артем читал книги про попаданцев. Не то, чтобы сильно любил, но так… почитывал. Но осознание того факта, что попаданцем в иной мир вдруг стал он сам, пришло к нему далеко не сразу. Может быть виной тому слишком резкий контраст между подчеркнутой сказочностью мира того и столь же подчеркнутой обыденностью –
А дело было так.
В тот вечер, третьего числа, была их с Катюшей годовщина. Десятая. Та дата, которую одни называют «розовой свадьбой», а другие почему-то «оловянной». Артему ни то ни другое называние не нравилось. Ему казалось, что «десятая годовщина» и само по себе звучит весьма неплохо. Десять лет совместной жизни. Первый серьезный юбилей. Да.
Был бы.
Катюша ушла год назад. Или это он ушел от Катюши? Артем до сих пор находился в какой-то прострации по этому поводу, иногда ему будто казалось, что это наваждение, что он проснется, протрезвеет и все будет как раньше. Что они будут сидеть вечером вместе на диване в уютном свете торшера и смотреть какой-нибудь новый фильм. Что будут гулять в сквере, а потом зайдут в расположенную на его краю кафешку, гордо именующую себя рестораном, и поужинают. Что поедут летом на море. Он представлял, как они вместе идут с пляжа мимо магазина с сувенирами, и им хочется купить какую-то ерунду, но каждому приглянулась своя вещица, и они покупают обе, хотя понимают, что это не нужное, что будет валяться дома на полке, ну и что же такого, какая разница, если хочется. А потом вспоминал, что уже покупали такие безделушки и они валялись, и что, когда он уезжал из квартиры, хотел оставить их Катюше, а она сказала, что ей не нужны, и их выбросили. И понимал, что не будут гулять. Не посмотрят фильм. Не поедут. Ничего не будет. Все кончилось. И ему хотелось плакать. Или выпить. И он иногда плакал. Иногда пил. Часто и то и другое одновременно.
В тот вечер Артем выпил. Один. Потом еще выпил. И еще. Не плакал. Решил, что хватит. Смотрел, лежа на диване, старые комедии. Пару раз слышал, как отец что-то бормотал в соседней комнате, Артем прислушивался, убавлял звук стоявшего на табуретке ноутбука, отец ночью мог захотеть в туалет, но не найти его (как уже бывало). А мог и решить, например, сходить в магазин (и такое бывало, причем отец как-то ушел из дома прямо в осеннюю ночь в домашних шлепанцах). За отцом следовало присматривать, временами он становился совсем плох. Особенно сдал он в последний год, может быть слишком переживал по поводу развода непутевого сына. Четыре месяца назад Артем оставил «совместно нажитую» квартирку Катюше и съехал к отцу. И присматривал. Готовил еду, стирал, убирался. Параллельно пытаясь работать. Ходил с отцом к врачам. Чувствуя себя виноватым, думал, как отец до этого ухитрялся жить один, чем питался, как не устроил в квартире пожар или потоп. В ту ночь, к счастью для Артема, отец, кажется, не собирался никуда идти. Артем постепенно заснул.
Проснулся он, судя по всему, приблизительно через час. Фильм, который он смотрел, кончился и начался заново. Алкоголь еще не выветрился из организма, голова была чумная. Артем сел на диване, выключил ноут, послушал. Отец спал, был слышен его негромкий храп. Артем вяло подумал, что надо было бы постелить на диван хотя бы простыню, когда-то очень давно, Катюша дежурила в ночную, а он имел привычку, не дождавшись ее, вот так же засыпать на неразобранном диване, Катюше это не нравилось. Опять Катюша.
Он хотел уже завалиться снова на диван и проспать до утра (ну или сколько получится), как вдруг услышал звук. Вроде шороха. Звук доносился из маленькой слепой комнатушки, которую отец звал кладовкой, а мать, когда была жива, чуланчиком. Вход в нее располагался как раз между комнатами их с отцом двушки, напротив входной двери. Внутри пространство кладовки было почти целиком занято разным хламом, который заполнял стоявшие вдоль стен дощатые полки и кучей громоздился на небольшом участке пространства между ними.
Шуршание повторилось. «Мышь» – подумал Артем. Ну, а кто еще может шуршать? Шуршит, значит мышь. Хотя как-то громко для мыши. Тогда, наверное, крыса. Артему стало интересно, он встал с дивана. Потеряв на миг равновесие, качнулся, стараясь не скрипеть полом, вышел из комнаты, прошел мимо кладовки (шуршание), заглянул в комнату отца (спит), вернулся, прислушался. Кроме шуршания на этот раз Артем уловил и какой-то необычный запах. Травой что ли какой-то пахло? Артем открыл дверь.
***
За дверью был лес.
Высоченные деревья уходили в темное небо, разглядеть кроны мешала дверная притолока. Лунный свет, пронизывая легкие клубы тумана, серебрил траву и стволы. Лес был совсем не дремучий, прозрачный. Дул легкий ветерок, тянуло пряными запахами трав и еще водой. Вдалеке какая-то птица прокричала «дюр-дюр-дюр-фьють», звук рассыпался между стволов. Внизу зашуршало. Артем опустил глаза и увидел двух маленьких, с палец ростом, человечков. Он присел на корточки, желая разглядеть их, но они проворно отскочили, спрятавшись в траве. Артем успел заметить, лишь зеленые одежды у обоих, да у одного в придачу длинную зеленоватую бороду и что-то вроде посоха (примерно с карандаш). Артем оперся на руку, под пальцами была влажная от росы трава, за спиной – квартира, похрапывание отца, впереди – лес, луна и туман. Страшно не было. Было интересно. «Это сон» – уверенно подумал Артем. Из травы высунулось крошечная головка, безбородый гномик посмотрел на Артема, как показалось, с любопытством. Артем отметил почти человеческие, только очень уж крошечные, черты лица, но при этом непропорционально большие уши. Сон становился забавным. Артем протянул к созданию свободную руку, но оно мгновенно скрылось в траве. Артем услышал возбужденный писк и к своему удивлению разобрал слова: «Человек! Большая дверь! Человек-человек! Дверь-дверь, большая!», затем трава колыхнулась и раздалось стремительно удаляющееся шуршание. Артем подождал. Ничего не случилось. Он встал, ноги успели немного затечь. Закрыв глаза вдохнул полной грудью наполненный лесными ароматами воздух. Голова закружилась, чтоб ненароком не упасть пришлось схватиться за косяк.
Артем открыл глаза шагнул вперед. Прохладная и мокрая трава щекотала босые ноги. Он оглянулся. Дверной проем оказался вмурован в ствол какого-то могучего дерева. За ним можно было увидеть прихожую, а если посмотреть сбоку, то и комнату отца. Эта комната уже не помещалась в дереве, находилась за его пределами. Артем зашел сбоку и устремил взгляд параллельно плоскости двери. Получилось, как будто в одном и том же месте он одновременно видел и лес, и квартиру.
– Забавно! – улыбнулся он.
Ощущение волшебного сна было настолько явственным, что Артем даже мимолетом испугался: уж не так ли начинается белая горячка.
– Да нет! – сказал сам себе вслух. – Вообще не так. Да и не пил я столько.
Голос его звучал как-то необычно. Более молодо что ли, более звонко, Артему понравилось, захотелось закричать или запеть, но это почему-то казалось неуместным. Оглядываясь и прислушиваясь, он сделал по лесу несколько шагов.
– Надо бы запомнить дерево, – вновь сказал он себе, наслаждаясь голосом, – Хотя, зачем, это же сон, правильно? Значит проснусь все равно дома.
Решив так, Артем, не спеша и не оглядываясь, пошел прямо от двери. Он вдруг обнаружил, что у него отличное настроение.
– Может все не так уж и плохо? – спросил он сам у себя и снова улыбнулся.
А потом не удержался и все-таки пропел:
– В темном леееесе, в темном леееесе….
Над головой его послышался мелодичный хрустальный смех.
Артем поднял голову, что-то маленькое и ярко-золотистое метнулось в сторону. Отлетело на метр, чуть снизилось, замерло. Артем осторожно подошел, присмотрелся. В воздухе перед ним висела, покачиваясь, трепеща хрупкими стрекозиными крыльями, меленькая, с давешних травяных гномиков ростом… Кто? Женщина? Девушка? Фея? «Фея», – решил Артем, восхищенно рассматривая удивительное существо, – «Точно, фея, прямо как в мультике». Фея и в самом деле была прямо, как из мультика, с милым личиком, ручками, ножками, крылышками, крошечная, светящаяся мягким золотым светом, облаченная в полупрозрачные развевающиеся одежды.