Почти кругосветное путешествие
Шрифт:
– Мы – свободные люди, а не рабы! – возмутились Гвоздиков и Маришка.
А Уморушка гневно добавила:
– Эх и заколдунила бы я вас в чего-нибудь!.. Да силы чародейной нет…
Магрибинец, который был готов отдать Ивана Ивановича и несчастных девчонок бесплатно, не стал торговаться и уступил Маришку и Уморушку за шесть динаров. Тут же несколько дюжих молодцев подскочили к юным спутницам Гвоздикова и в миг доставили их на корабль.
– Счастливого плавания! – засмеялся злодей-магрибинец и побежал прочь, цепко держа
– Отпустите детей! Вы не имеете права покупать и продавать свободных граждан! Я буду жаловаться! – бушевал на берегу Иван Иванович, пытаясь вбежать по зыбкому трапу на невольничий корабль. Но двое стражников в огромных тюрбанах отбрасывали его прочь при всякой подобной попытке.
Наконец, работорговцу надоели крики иноземного старца и он милостиво соизволил изречь:
– Так и быть, неугомонный франк, я готов продать тебе этих двух девчонок. Боюсь, что из них не выйдут хорошие рабыни. Плати десять динаров – и они твои.
– Но ты купил их за шесть! – отчаянно выкрикнул Гвоздиков. – Я же был свидетелем!
– За это время они выросли в цене, – улыбнулся работорговец.
– Но у меня нет десяти динаров! – Гвоздиков готов был заплакать, но понимал, что главное сейчас – спасти детей, а не ронять слезы. – Я готов продать вам часы… скатерть…
– Больше у тебя ничего нет, чужеземец? – загораясь жадностью, спросил хозяин невольничьего корабля. – Этого слишком мало за двух таких рабынь…
Гвоздиков развел руками:
– Карманы мои пусты… Это – все.
Работорговец задумался. Он понимал, что девчонки могут не выдержать длительного плавания в жарком и душном трюме среди десятков других рабов, и тогда он лишится и своих шести динаров, и этих невольниц, и, конечно, вещей, которые ему предлагает странный старик на берегу.
– У тебя еще есть хорошие сапоги, – сказал он вкрадчивым голосом, – отдай мне их, и я уступлю тебе этих девочек…
Гвоздиков посмотрел на Маришку, затем на Уморушку, которых цепко держали дюжие воины из охраны работорговца, и горестно прошептал:
– Берите… Слеза ребенка не стоит всех драгоценностей на свете… – он сел на краешек трапа и с трудом стянул с ног сапоги-скороходы.
– Отпустите девчонок! – приказал торговец живым товаром своим охранникам. – И дайте этому старцу – франку мои старые туфли. Не ходить же ему босым по острым каменьям!
Слуги в одну секунду выполнили приказание хозяина. Выпустив Маришку и Уморушку из лап, они быстро принесли из каюты купца стоптанные и измочаленные туфли, больше похожие на тапочки, и бросили их Гвоздикову.
– Счастливо оставаться! – насмешливо произнес работорговец ободранному, как липка, Ивану ивановичу. После чего скомандовал своим матросам: – Убрать трап! Поднять паруса! Время не ждет – наш товар может испортиться!
Полуголые матросы – кто в чалмах, кто с огромными тюрбанами на головах – кинулись
– Эх, деда, деда… – вздыхала Уморушка, глядя на быстро удаляющиеся белоснежные паруса. – И зачем ты только меня чародейной силы лишил… Уж я бы им показала…
Паруса сверкнули в лучах ослепительного южного солнца и скрылись за грядой островов. Так уплыли за рубеж последние русские сапоги-скороходы и чудесная скатерть-самобранка.
Глава двадцать восьмая
Когда трое друзей молча, без слез и причитаний, оплакали потерю своих волшебных вещей, они стали думать о том, что им делать дальше. Перспектива вырисовывалась явно не заманчивая: без дирхема в кармане, без ковра-самолета и чудо-сапог, без спасительной скатерти-самобранки в древнем городе Багдаде можно было запросто сгинуть. Осталась, правда, шапка-невидимка, одна на троих, но сейчас от нее было мало толку.
– Воровать не будем, – сразу предупредил Иван Иванович, – милостыню просить – тоже. – Он вспомнил, как однажды, в бытность свою котом, выклянчил у пассажира на светлогорском вокзале одну сосиску, и его передернуло от омерзения. – Попробуем наняться в работники, – предложил Гвоздиков не очень уверенно, – руки есть, головы есть – должны с простой работой справиться! А заработаем немного деньжат и поплывем в Европу. А там до России-матушки рукой подать…
– А если нам на корабль в работники наняться? – предложила вдруг Маришка. – Или в юнги? Тогда и в Европу приплывем, и денег скопим одновременно. Как вы считаете, Иван Иванович, возьмут нас в юнги?
Гвоздиков улыбнулся:
– Мысль хорошая! Хотя меня-то вряд ли в юнги запишут – из возраста вышел. Да и что мы делать умеем? Паруса ставить, править румпелем?
– Румпелем пусть другие управляют, – вмешалась в разговор Уморушка, – а мы стирать будем, готовить…
Она вспомнила, как готовила обед для сорока разбойников, немного замялась и закончила:
– Вы будете готовить, а мы станем помогать.
Иван Иванович задумался. Особой надежды на успех он, признаться честно, не питал. Но это был все-таки шанс, один из тысячи…
– Хорошо, попробуем устроиться на корабле. А если не выйдет – поживем в Багдаде. Будет что вспомнить, когда вернемся домой.
Маришка удивилась:
– А вы еще верите, что мы вернемся?
– Не сомневаюсь, – ответил, не отводя своих глаз от взгляда Маришки, Гвоздиков. – Проблема преодоления временного барьера, конечно, имеется, но я думаю, что Калина Калиныч что-нибудь придумает и не оставит нас в средневековье.
– Он придумает! – поддержала Уморушка старого учителя. – Он обязательно придумает!