Почти кругосветное путешествие
Шрифт:
– О странный и упрямый чужеземец! Разве не просил я тебя взять вначале лампу и только потом переноситься в Багдад! Зачем ты снял свои уши с гвоздя внимания и пренебрег моими советами? Разве случилось бы тогда то, что случилось?
– Прости, Маруфчик, я не знал, что багдадские воры утащат часы… Надеюсь, ковер с тобой? – и Гвоздиков виновато улыбнулся продолжавшему сердиться джинну.
– Цел твой ковер! – доложил Маруф незадачливому путешественнику. – Но ты получишь его только после того, как вернешь мне лампу.
– Хорошо-хорошо! – поторопился успокоить его Иван Иванович. – Мы сейчас же летим за лампой! Только… где мои девочки: Маришка и Уморушка?
– Ты увидишь их через миг! Но сначала верни мне лампу! – И Маруф снова ткнул пальцем в часы. – Три скорее! И – в путь!
Что было делать бедному Ивану Ивановичу? Он привычным жестом потер крышку часов и тихо, и как-то безвольно прошептал приказание: «Хочу в пещеру, где хранится лампа…»
И в тот же миг он оказался в пещере сорока разбойников. Взял из-под носа обомлевшего атамана Ахмеда и его головорезов медный сосуд, смущенно кивнул членам шайки, то ли извиняясь за свой странный визит, то ли просто на прощанье, и быстро исчез.
– Теперь живо к твоим проказницам! – скомандовал джинн Маруф, когда стопы его ног и ног Ивана Ивановича вновь коснулись священной земли Багдада. – Они здесь рядом – на берегу Евфрата!
Гвоздиков и джинн запетляли по тесным улочкам древнего города и через какую-то минуту оказались в шумном порту.
– Маришка! Уморушка! – радостно крикнул старый учитель и бросив тяжелый медный сосуд джинну Маруфу, широко распростер объятия. Девочки, перестав глазеть на старинные фелюги и легкие парусные суда, как по команде сорвались с места и бросились к Гвоздикову.
– Иван Иванович!.. Мы знали, что вы нас найдете!..
– Иван Иванович!.. Мы больше не будем уходить без спроса!..
– Иван Иванович!.. Милый!.. Дорогой!..
Счастье от долгожданной встречи было так велико, что все невольно прослезились, даже Маруф. Утирая морщинистой рукой горючую влагу со щек, старый джинн уже совсем не сердито попросил Гвоздикова:
– О, достопочтимый!.. Я не стал бы тревожить тебя в такой чудный миг, но я привык доделывать все до конца… Верните мне мое жилище, и я буду молить аллаха, чтобы он послал вам тысячу лет благословенной и счастливой жизни!
– Да-да, – спохватился Гвоздиков, – конечно, дорогой Маруф Маруфович! – И, уже обращаясь к бывшей лесовичке, сказал: – Вот что, Умора, вы совершили с уважаемым джинном необдуманный поступок – поменялись ролями…
– Я не менялась! – воскликнула Уморушка обиженно. – Я только в лампу нырнула, а Маруфыч все дела на меня побросал и улетучился!
– Хорошо-хорошо, – успокоил ее Иван Иванович, – не будем выяснять подробности. Главное, что ты должна сейчас
– Пожалуйста! С нашим удовольствием!
Маруф радостно засмеялся и, взвившись стрелой в небо, упал оттуда тонкой дымовой змейкой в любимую лампу.
– Благодарю вас, добрые чужеземцы! – загрохотал он уже из сосуда. – Я никогда не забуду вашей доброты и щедрости! Просите, что вы желаете, и я исполню все ваши просьбы!
– У нас одно желание, Маруфчик, попасть домой, – сказал Иван Иванович и, вспомнив о ковре-самолете, смущенно напомнил: – и еще хотелось бы получить свой ковер…
– Не пройдет и минуты, как твои желания будут исполнены! – заверил Гвоздикова Маруф. – Три лампу и приказывай!
Иван Иванович сделал несколько шагов к лампе, стоявшей на песке, протянул к ней руку и…
Глава двадцать седьмая
И тут перед его лицом мелькнула какая-то черная тень и жадно схватила драгоценный сосуд.
– Лампа!.. Моя волшебная лампа!.. – закричала тень визгливым мужским голоском. – Сколько лет я ждал этой минуты!.. И вот она моя!.. Моя!.. – и тень разразилась противным, похожим на лай, смехом.
Когда Маришка, Уморушка и Иван Иванович немного опомнились, они увидели, что тень – это худощавый горбоносый мужчина, закутанный с ног до головы в черную, как смоль, ткань. Мужчина крепко держал руками лампу и все никак не мог оборвать свой смех, хотя и видел, что привлекает внимание окружающих.
– Простите, гражданин, но вы, кажется, ошиблись… – первым опомнился Гвоздиков. – Эта лампа не ваша…
– Уж не ваша ли?! – свирепо огрызнулся незнакомец в черном.
– Нет, не моя, – честно признался Иван Иванович, – она принадлежит Маруфу Маруфовичу…
– Это он принадлежит лампе! – внес ясность неизвестный похититель. – А лампа теперь моя, значит, и Маруф – мой! Не так ли, Маруф? – окликнул он джинна.
– Так, о, проклятый магрибинец, твои змеиные уста не лгут… – отозвался со дна сосуда опечаленный джинн.
– Я научу тебя вежливости, Маруф! – злобно сверкнул очами незнакомец. – Потом, не сейчас… – Он перевел гневный испепеляющий взор на седого старика и двух девочек и, подумав, насмешливо произнес: – Сейчас я займусь торговыми делами.
Не обращая внимания на Гвоздикова и его спутниц, умоляющих вернуть им лампу или хотя бы ковер, незнакомец из Магриба подошел к одному из владельцев парусных судов и спросил его:
– По-моему, ты, уважаемый купец, возишь невольников на своем корабле? Не возьмешь ли у меня, в таком случае, по сходной цене трех моих рабов?
И он небрежно ткнул пальцем через плечо в обомлевших горе-путешественников.
– Старика мне и даром не нужно, а девчонок я взял бы по три динара за штуку…