Почти серьезно... [с иллюстрациями автора, редакция 1995 г.]
Шрифт:
— Где твой багаж? Мы ведь уже отправляем все на вокзал.
Мусля сосредоточенно смотрел своими голубыми невинными глазами на инспектора манежа, странно моргал и, судорожно хватая все, что попадалось под руки, бросал в свой единственный ящик. Ящик не закрывался. Тогда Мусля, встав на крышку, ногами уминал все вещи. Скрипка при этом ломалась, костюмы мялись, грим вылезал из тюбиков.
А в другом городе он одалживал у кого-нибудь смычок, склеивал свою скрипку, с грехом пополам приводил в порядок костюмы и начинал работать.
Я никогда не видел, чтобы Мусля с кем-нибудь ссорился, на кого-то сердился. Нет, когда
— Муслюшка, ну не надо, не ругайте. Муслюшка, ну не надо, не ругайте. Муслюшка… Ну не надо…
Мне рассказали странную историю о Мусле.
Мусля, работая в Баку, как-то поздно возвращался из цирка. Дул холодный осенний ветер, шел сильный дождь. Мусля, решив переждать дождь, зашел под навес на какой-то стройплощадке. Потом в темноте нашел там теплое местечко и прилег. Ночью просыпается и — о ужас! — не может двинуть ни рукой, ни ногой. Мусля горько заплакал, решив, что его разбил паралич.
Он долго плакал, а потом заснул. Проснулся от странного звука. Тук-тук, тук-тук…
Оказывается, рядом люди стучат ломами и страшно ругаются. Проснувшись окончательно, он увидел, что это рабочие вырубают его из… застывшего асфальта! В цирк он пришел грязным, с остатками битума на одежде. Костюм пропал. Но Мусля не унывал. Смеясь, он всем говорил:
— Вот же как хорошо все кончилось! А я ведь думал, паралич разбил меня.
В историю эту я не очень-то поверил. Но когда работал с ним в Ереване и стал очевидцем еще более странной истории, тогда поверил и в эту.
После представления Мусля, напившись, решил пойти с одним из акробатов посмотреть — такое им взбрело в голову, — как живут люди в Турции. Пьяный акробат убедил Муслю, что Турция находится за горкой, недалеко от цирка. Для храбрости они выпили еще, вышли из цирка, добрели до какой-то горки, легли на землю и поползли в Турцию.
Ползли всю ночь. Выбились из сил и к утру заснули. Днем проснулись. Руки, ноги разодраны. Одежда порвана. Оказывается, они всю ночь ползали вокруг одного пригорка на окраине Еревана…
Когда в цирке Муслю расспрашивали об этом путешествии, он смотрел своими голубыми глазами и жалобно говорил:
— А нам хотелось Турцию посмотреть. Мы бы посмотрели и сразу же обратно вернулись.
Приехав работать в один из городов, я снова увидел Муслю. Грустная произошла встреча. Он кинулся ко мне, сказал, что рад нашему приезду, долго расспрашивал о работе. И вдруг, отведя в сторону, странно посмотрел на меня, весь задрожал и, словно сообщая тайну, зашептал:
— Спаси меня. Умоляю. Меня хотят убить. Видишь, стоят экспедитор и двое униформистов. Это все… понимаешь, одна шайка… шайка! На улице стоят убийцы. Спаси меня. Умоляю. Меня хотят убить. Меня убьют…
Пока я соображал, как бы помочь другу, ко мне подошел кто-то из артистов и тихо сказал:
— Не обращай внимания. Это у него галлюцинация. Все от водки. Третий день.
Постепенно, на глазах у всех, спивался Мусля. Ему не разрешили работать в больших цирках — он перешел в группу «Цирк на сцене». Приехав на гастроли в один из волжских городов, я случайно узнал, что в Доме культуры на окраине города работает цирк на сцене, коверный — Серго. В наш выходной день с Мишей решили посмотреть это представление. В тот день Мусля работал трезвый, и зал стонал от хохота.
Прощаясь, я спросил
— Ну как, Алеша, больше не пьешь?
— Только во время переездов, — ответил он.
— А переезжаете часто?
— Каждый день, — сказал спокойно Мусля и посмотрел на меня чуть виноватыми глазами. Посмотрел так, что у меня сжалось сердце.
Спустя много лет, когда мы работали в Москве, в антракте к нам зашел Мусля. Он рассказал, что поступил работать в Барнаульскую филармонию на договор, пить бросил, но вот беда — не на что доехать до Барнаула.
Мы решили ему помочь. Но условились, что выдадим не деньгами, а сами купим билет до Барнаула. Дали билет, купили еды на дорогу и распрощались. Как я слышал, он действительно около полугода работал от Барнаульской филармонии, а потом опять сорвался, и его снова уволили. За прежние его заслуги, за талант Муслю взяли в какой-то цирк униформистом.
Что это? Судьба? Может быть, и судьба. Горестная судьба талантливого человека. А может быть, виноваты те, кто все время окружал его и не сумел помочь, мало ценил его? Может быть… А может быть, ему просто не повезло в личной жизни, и, будь с ним рядом друг, партнер или просто товарищ, — я имею в виду человека настоящего, волевого, доброго, умеющего прийти на помощь, а не идти на поводу; или будь с ним рядом жена, умная женщина, которую он любил бы и ради нее бросил бы пить, а она помогала бы ему, следила за ним, — может быть, тогда все сложилось бы у Сергеева иначе. И тогда, уверен, афиши с его именем украшали бы лучшие города нашей страны и мира. И он снимался бы в кино, выступал по телевидению и пользовался огромной популярностью.
Только спустя много лет я смог оценить талант, пожалуй, даже гениальность Мусли. А тогда я воспринимал его просто как хорошего комика, восторгаясь, смотрел репризы и думал, что с подобными клоунами мне еще не раз предстоят встречи.
Увы, работая в цирке более четверти века, побывав во многих странах мира, я ни разу не увидел коверного подобного Мусле. Было немало хороших артистов, ярких, запоминающихся, способных, но такого, как Мусля, не встречал. И ругаю себя за то, что в свое время не познакомился ближе с этим человеком. Суета цирковой жизни, частые переезды — все это помешало мне ближе узнать Муслю. Как и многие артисты, которые его любили, я жалел этого человека, сокрушаясь вместе с ними, что вот, мол, жаль — такой талантливый и погибает.
Бывали у меня моменты, когда я обижался на Муслю. После того как он срывал представление, я утром подходил к нему и говорил с укором:
— Что ж это ты, Мусля?
А он, виновато опустив глаза и теребя дрожащими руками полы пиджака, отвечал с печальной улыбкой:
— Муслюшка, ну не надо… Я не хотел. Муслюшка, не ругай меня, не надо…
Более десяти лет прошло с нашей последней встречи. Я слышал о том, что Мусля где-то в Казахстане. Но где точно и кем работает, никто мне сказать не мог. И только когда часть этой книги была опубликована в одном из журналов, я получил от Мусли странное и грустное письмо. Он писал о том, что живет в городе Ош. От местного спортобщества разъезжает по районам и выступает вместе с одним силачом. Он писал и о своих бедах, о том, что никак не может восстановить утерянный паспорт, выхлопотать себе пенсию. В письме сообщал, что собирается приехать в Москву и рассказать «много жизненных смешных кусочков».