Почтовый ящик
Шрифт:
Михаил Кузьмич был известным в городе человеком. Высокий, могучий, с крупными чертами лица, этот человек производил впечатление уже своей внешностью. А уж когда начинал рассказывать, то слушали его, открыв рот, и стар, и млад, и читатели, и писатели. Михаил Кузьмич обладал широчайшей эрудицией, имел обширное знакомство в Министерстве просвещения и в Академии педагогических наук, состоял членом многих методических и научных советов и часто ездил в Москву на заседания. Он мог отсутствовать в школе два-три дня, в этом случае в его классах изменяли расписание, потому что подменять себя на уроках литературы Михаил Кузьмич не разрешал.
Каждое лето Михаил Кузьмич
– Приехали мы в «Карабиху близ Ярославля». Так называл это место в письмах сам Николай Алексеевич Некрасов. Селение живописное, но небольшое. «А где у вас тут церковь?» – спросил я местного жителя. «Извиняюсь, гражданин, отвечает, нету у нас церкви». «Ладно, говорю, ну, где была церковь?» Сознаюсь, несколько раздражила меня его бестолковость. А он опять: «И не было никогда». «Как же так, у вас же село?» «Да, нет, говорит, у нас сельцо, попросту, деревня.» Вот так-то. Оказался вполне грамотный собеседник. А в учебнике литературы местопребывание Некрасова обозначена как «село». Следовало бы написать «сельцо». В своей беседе с автором учебника я указал на эту неточность, и он обещал в последующих изданиях ее устранить.
Воцарение Михаила Кузьмича в «ЛиКе» оказалось очень удачным и продуктивным. Михаил Кузьмич из собрания непризнанных гениев, каждый из которых бубнит свое, сделал семинар по русскому языку и литературе. На каждом заседании Михаил Кузьмич объявлял тему следующего семинара, назначал одного или двух докладчиков и нескольких оппонентов. Обоснованность выбора темы ни у кого не вызывала сомнений, Учитель есть Учитель. Готовились и обсуждали «Особенности речи дикторов радио», «Заметные прозаические публикации журнала «Юность» в истекшем году», «Поэзию и критические статьи Аполлона Григорьева». Иногда молодой журналист, создатель «ЛиКа», просил провести семинар на тему вроде «Патриотическое творчество поэтов – членов нашего клуба». Михаил Кузьмич проводил такой семинар, но и тут разбирал представленные стихи бескомпромиссно.
– Татьяна Андреевна, вы – член партии? – обратился он на этом семинаре к Тане Зуевой, написавшей стихотворение о душевной радости по поводу скорого прихода коммунизма.
– Нет… – Таня испугалась столь определенно поставленного вопроса.
– Тогда почему вы в своем стихотворении пишете «наша партия»? – продолжил разбор Михаил Кузьмич.
Таня пожала плечами, не знала, что ответить, как прокомментировать очевидную истину. Оно и хорошо, обсуждение в этом направлении далее не шло. Михаил Кузьмич редко позволял себе политические замечания, дорожил «ЛиКом» и работал в нем с удовольствием.
Таня никак не думала, что критика ее стихотворения пойдет в этом направлении. Стихотворение было такое:
… И краше всехДаров – надежда лучшей жизни!Как наша партия мудра,Нам лучший дар дает она:Средь бед и жизненных невзгодМы коммунизма ждем приход!И вместе с партией хотимПриблизить час трудом своим.Таня ожидала критики рифмы «мудра – она». Или спора о том, какой час мы хотим приблизить, достаточно ли ясно сказано об этом в стихотворении? Или обвинения в излишнем преувеличении текущих трудностей нашей жизни, как будто поэт хотел сказать, что мы одной надеждой живем и ничего хорошего не видим. А Михаил Кузьмич стал говорить о другом, и как зло! Не отметил даже, что так удачно подобран эпиграф! Таня расстроилась от этой творческой неудачи, но потом решительно порвала листок со стихами и постаралась забыть о них. Наверное, гражданская поэзия – это не ее стезя, она – лирик. А эти шесть строчек были написаны специально для тематического семинара…
Часть услышанных от Михаила Кузьмича бесспорных положений Таня повторяла дома для повышения культурного уровня родителей и мужа. Так же, как и Учитель, Татьяна была обеспокоена чистотой русского языка, и ее домашние лекции были посвящены борьбе с засорением «великого и могучего».
– Послушайте современную речь, – проповедовала Таня. – Как много искажений, упрощений, вульгарных оборотов. Например, слово «экология» обозначает науку об окружающей среде. Как же может быть «плохая экология» или «хорошая»? Плохая или хорошая наука, что ли? Правильнее сказать: «плохая экологическая обстановка». Или «эпицентр»? Это проекция центра на земную поверхность, как у землетрясения или ядерного взрыва. А у политического события есть центр, но не может быть эпицентра. Если, конечно, событие это происходит не над землей.
Тут губы Тани искривлялись иронией Михаила Кузьмича.
– Или вот еще, – продолжала Таня. – Распространенное выражение одеть пальто или шляпу. Это тоже неправильно. Нужно говорить: «надеть пальто». А вот сказать «одеть ребенка» – это правильно.
Анна Петровна слушала Таню в онемении, не отводила от дочери восхищенных глаз, ничего не говорила, только иногда срывалось у нее: «Да… Что мы знаем?..»
Андрей Прокофьевич с удовольствием и умилением слушал дочку. Ему нравилось, что у дочери есть такое занятие, и он поощрял посещения «ЛиКа».
Сереже интересно было слушать, и он всегда пытался затеять обсуждение Таниной лекции. Или старался подкрепить или опровергнуть высказанные сентенции житейскими примерами. В этот раз Сережа тоже вступил в разговор.
– А можно сказать: «одеть жену»? – спросил он.
– Конечно, можно, это будет правильно, – ответила Таня.
– Раз правильно, тогда – вот! – Сережа достал из кармана и помахал в воздухе пачкой красненьких десятирублевых бумажек. – Премию дали по заказу. Сто двадцать рублей. Давай тебе костюмчик купим.
– Вот пример, понятный широким слоям населения! Особенно женской прослойке, – поддержал зятя Прокофьич.
– А можно сказать «раздеть жену»? – весело продолжал Сережа.
– Перестань… Хотя да, я забыла сказать. Есть такое правило, кого раздевают, того можно одеть. А что можно снять, то надевают, – сказала Таня.
– Тогда, пожалуйста, для твоего «ЛиКа» правило, которое легче запомнить: «Надевают одежду, а одевают Надежду».
– Это что, юмор? – презрительно спросила Таня мужа, не понявшего, по ее мнению, очевидной истины.
– Ну, во-первых, Танечка, скажу тебе, как знатоку русского языка, что так спрашивать тоже неправильно. Юмор – это определенный вид смешного, так же, как экология – это наука. Нужно было спросить: «это что, шутка?» Во-вторых, это не шутка, а действительно правило. Юмористическое, изложенное забавно, но верное и легко запоминающееся. Если «н», то «о», а если «о», то «н». Крест-накрест, и в рифму. Знаешь, как цвета спектра запоминаются с помощью «Каждого охотника…»?
– Глупость какая-то, – по-прежнему не понимала Таня.