Почувствуй
Шрифт:
— Педиатр? — смеюсь я. Впрочем, с остальным решаю не спорить.
Снисходительно кланяюсь навстречу бурным аплодисментам. Богатая тварь сегодня опоздал на автобус и упустил подружку.
— Все, что касается детей, на девчонок действует убийственно. Мы все тут педиатры. По крайней мере, до утра, — заверяет Захар вполголоса, вновь врубив музыку. — Ни в чем себе не отказывай. На втором этаже есть свободные спальни. Мамка клининг заказала на среду. Не будем лишать фирму работы.
Клининг. Вау. Медлю. Это что же делать надо, чтобы потом
— Я один. Юля не смогла приехать, — поясняю, что спальни мне без надобности. И, хм, клининг.
— А я тебе не про Юлю.
Эта идея как–то неожиданно шокирует. Потому что одно дело — думать, что тебя бросили и ты свободен как ветер, стоя на улице. И другое — осознать сей факт здесь, среди толпы пьяных телок, когда до свободных спален рукой подать.
Хе–хе. Организм неуместно бурно реагирует напряжением. Я качаю головой. Беру вторую бутылку пива из ящика, открываю. Делаю два больших глотка.
— Я ненадолго, — ставлю перед фактом Захара. — Учить много.
— Никто не узнает, Дом. Любым отношениям нужны новые эмоциональные вливания. Ничто так не укрепляет брак, как редкий охренительный левак! Узнаешь новые фишечки, всем в плюс.
— Ху*шечки.
Фишечки в постели — это, бесспорно, хорошо. Но вот что, если Юля узнает, что не в интернете их вычитал? Эта мысль оказывается раскаленным до тысячи градусов куском металла, я мгновенно отказываюсь от нее и роняю в никуда.
— Она мне голову отвертит, — отмахиваюсь. — Я, пожалуй, еще поживу.
— Это ты педиатр? — Рядом оказывается темноволосая девица с губами–бантиками. — Вау. Любишь детей? Ты, наверное, очень терпеливый.
— Обожает, — заверяет Захар. — А еще он обожает красоток. Матвей, это Инга. Она фитнес–тренер. Помимо педиатрии, Матвей увлекается логопедией. Учит всех желающих выговаривать свою фамилию: Адомайтис.
— Как?! — удивляется она. — Повтори–ка! Адом... что?!
Глава 5
Захар многозначительно кивает и отходит к другим гостям.
— Привет, — говорю я. — Можно просто Дом. Можно не напрягать язык.
— Я обожаю напрягать язык. Не переживай по этому поводу.
Мы смотрим друг на друга. Вот так легко?
— Как, говоришь, тебя зовут?
Двумя часами позднее мы сидим на лоджии толпой. Я, Захар и еще три девчонки. Музыка здесь тише. В венах плещется коктейль из смеси скуки, похоти, обиды и раздражения. Два часа жизни уплыли в никуда. При моем–то графике.
Верчу в руках телефон, вполуха слушая разговоры. Всеми фибрами души я бы предпочел лежать с Юлей в койке. Время, проведенное между ее ног, никогда не воспринимается как потраченное впустую. Достойных альтернатив для него нет и не было. В некоторые дни кажется, это единственное, чем бы я действительно хотел в жизни заниматься. Хобби.
Открываю социальную сеть.
— А кто–нибудь знает, зачем человеку
Я перевожу на нее изумленный взгляд.
— Я задумалась об этом в прошлый раз, когда сидела в салоне. Мы рассуждали с парикмахером. Столько денег и времени уходит на уход. — Инга пропускает свои длинные блестящие волосы сквозь пальцы. — Но ведь в древности не было возможности за ними ухаживать. Откуда природе было знать, что в двадцать первом веке изобретут бальзамы?
— Мой папа бреет голову наголо, — встревает ее подружка. — Можно жить и без волос сколько угодно.
Захар ржет над ними до слез. Он пьяный в хлам.
— Представь древние времена. Бежишь по лесу, убегаешь от волка... — начинает эмоционально Инга. Ее зрачки чуть расширены.
— Саблезубого тигра или динозавра, — включается Захар с энтузиазмом. Одна из девиц сидит у него на коленях и ставит засос на шее. — Трицератопса, например.
— Да! Захар, точно! От трицератопса! Динозавры, они огромные же были! Бедные наши предки. Так вот, бежишь, волосы путаются, за ветки цепляются! Если бы естественный отбор и правда существовал, выжили бы только лысые. Как папа Люси. Поэтому лично мое мнение: хрень это все.
— Логично, — лицемерно заверяет Захар. — Я смотрю, ты шаришь в эволюции.
— Много читаю.
Это невыносимо. Захожу в сторис и застываю с телефоном в руке. Юля не дома, оказывается. На набережной гуляет. Фотки постит. Видимо, для меня. Потому что, если бы хотела — таскалась бы по ночи тайно. Но нет, надо чтобы я узнал непременно.
В ушах шуметь начинает от возмущения. До скрипа сжимаю челюсти. Отправляю реакцию: огонь.
Огонь. Огонь. Огонь!
Спалить к херам всё!
Юля их лайкает, реакции мои. Моментально. Говорю же, ждала. Выдра.
«Я свободен, всё?» — пишу ей.
Рядом стоит стакан с виски. Пиво закончилось. Отхлебываю. Морщусь.
«А что?» — отвечает.
Вдох–выдох.
— Инга, иди сюда, — зову я. — Давай сфотаемся.
— Зачем? — хихикает она.
— Ты красивая. На память. Расскажу, зачем нам столько волос на башке.
— Заманчиво, — пожимает она плечами. — Ты тоже читал про эволюцию? У нас много общего.
Плюхается в объятия, закидывает на меня ногу. Реакция не заставляет себя долго ждать и отзывается напряжением. Непривычно обнимать другую девушку. Запах чужой. Всё не так.
Я думаю об отце Юли — это самое лучшее средство, чтобы сбить возбуждение. Любой силы и в любой ситуации.
Вдох–выдох.
Улыбаюсь. Делаю селфи.
Пишу подпись к фотографии:
«Я могу делать, что захочу?»
Заношу палец над кнопкой «отправить».
Мешкаю. Инга тянется и целует в щеку, в шею. Касается губами, языком. Дрожь по телу. Я на мгновение замираю, больно сладко, а потом понимаю, что она собирается углубить поцелуй, оставив след! Ужас пронизывает насквозь, аж в пот швыряет. Резко отшатываюсь. Такое я не объясню.