Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству
Шрифт:
«Институт прапорщиков в русском флоте существовал лишь во время войны [161] . Это были, главным образом, офицеры и механики коммерческого флота, призываемые лишь по мобилизации, причем первые носили звание прапорщиков по морской части, вторые — по механической. Несмотря на свой малый чин, в большинстве случаев это были люди далеко не юные, прекрасные моряки, прошедшие суровую школу жизни. Их жизненный путь ничего общего не имел с жизнью коренных морских офицеров, питомцев одной и той же школы и вышедших
161
Имеется в виду начало XX в.
Вот еще один отзыв — на сей раз старшего артиллерийского офицера броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» лейтенанта Николая Николаевича Дмитриева:
«Немало было и таких прапорщиков, особенно по машинной части, которые, нося офицерскую форму, будучи членами кают–компании и титулуемые «благородием», зачастую не только по воспитанию, но и по специальным знаниям бывали вынуждены стушеваться перед кондукторами и даже унтер–офицерами.
Совершенно непонятное явление представлял собой на одном из транспортов второй эскадры прапорщик, еле умевший нацарапать свою фамилию и в тоже время нанятый Главным штабом за огромное жалованье, в три с половиной тысячи в год, жалованье, на которое с радостью пошел бы человек с высшим образованием».
Не слишком отличаются от предыдущих мемуаристов и воспоминания Гарольда Карловича Графа. Речь идет об офицерах военного транспорта «Иртыш» в 1904 г.:
«Появились также, совершенно неожиданно, две прекомичные личности — прапорщики по механической части Н. и П., солидного возраста, лет под пятьдесят. Совершенно неинтеллигентные, с типичным одесским говором и примитивными взглядами. До призыва они служили в одном пароходном обществе и даже плавали на одних и тех же пароходах. Это их сближало, но они — на беду — завидовали друг другу и оспаривали старшинство. На этой почве их поссорить ничего не стоило, и молодежь этим часто пользовалась, на потеху всей кают–компании. Н. в приказе о производстве в прапорщики попал выше П., и мы его уверяли, что он, таким образом, начальство для П. и тот должен перед ним вставать. При первом же удобном случае он не замедлил попробовать использовать свое мнимое право и потребовал, чтобы П. встал. Разыгралась такая сцена, что чуть дело не дошло до драки.
Как ни странно, Н. был неграмотен и даже вместо подписи ставил крест, а П. умел прилично писать, и вот тут–то старался ставить Н. в глупые положения перед нами. Когда в Одессе Н. и П. узнали о своем производстве в прапорщики, они немедленно купили форму и отправились к фотографу. Первый снялся в мундире, треуголке и с обнаженной саблей в руках, а второй, как более скромный, сабли не обнажил, а мечтательно облокотился на какую–то тумбу. Фотографии заказали самого большого размера и страшно ими гордились, но как–то имели неосторожность показать их нам. После этого, конечно, мы их так «разыграли», что они, бедные, не знали куда деваться и закаялись когда–либо вытаскивать эти злополучные фотографии…
…Получение офицерского звания ничем не изменило противность натур Н. и П., и оба они понятия не имели, как должно офицеру себя держать. На «Иртыше» к командиру и старшему офицеру он обращались не иначе, как «ваше высокоблагородие», и с трудом могли понять, что этого не следует делать. К нам, строевым офицерам, чувствовали они бесконечное почтение и считали за величайшее счастье, если мы дозволяли им вместе съезжать на берег, что, впрочем, нами допускалось в исключительных случаях. Прилично есть за столом Н. и П. совершенно не умели, и им пришлось пройти суровую школу под градом наших насмешек, и только через несколько месяцев наши механики приблизительно приняли «христианский вид»».
Теперь поговорим об увольнении в отставку.
Причин для отставки у морского офицера было несколько. Например — по болезни или, как говорили в те времена, «за ранами». Отставка могла быть и «по домашним обстоятельствам», причем под эту категорию подходили даже нелады с начальством.
В отставку могли уволить и по предельному возрасту.
В 1885 г. Положением о Морском цензе для каждого строевого чина Морского ведомства установили «особый возрастной срок, по достижении которого нельзя более оставаться на действительной службе». Иначе говоря, если офицер в течение определенного времени не производился в следующий чин, его положено было отправить в отставку — например, в чине мичмана нельзя было пребывать более десяти лет. Для лейтенанта предельный возраст равнялся 47 годам от роду, капитана 2–го ранга — 51 году, капитана 1–го ранга — 55 годам, контр–адмирала — 60 годам, вице–адмирала — 65 годам.
Если офицер полностью выплавывал необходимый ценз, однако не был произведен в следующий чин из–за отсутствия вакансий, то он зачислялся, как тогда говорили, «по флоту». По сути, речь шла о пребывании в некоем роде «кадрового резерва». Адмиралы зачислялись по флоту бессрочно (т. е. чаще всего до смерти), а остальные офицеры — «впредь до достижения предельного возраста следующего высшего чина».
Штаб–офицеры и обер–офицеры, не выполнившие положений Морского ценза, достигнув предельного возраста, увольнялись в отставку «силою самого закона, без всяких прошений и представлений».
Первоначально правила предельного возраста в рамках Морского ценза были установлены лишь для строевых офицеров флота. Но несколько позже их распространили на офицеров Корпуса морской артиллерии, Корпуса флотских штурманов, Корпуса инженер–механиков флота, Корпуса корабельных инженеров, Корпуса инженеров морской строительной части, а также офицеров, состоявших по Адмиралтейству, по Военно–морскому судебному ведомству, а также морских медиков.
Вот несколько примеров увольнения в отставку по предельному возрасту. Как мы увидим, речь во всех случаях шла о береговых должностях.
Полковник по Адмиралтейству Николай Николаевич Дирин был уволен в отставку в 1896 г. с поста помощника управляющего Санкт–Петербургской речной полицией с производством в следующий чин. В том же чине был делопроизводитель пятого класса Главного морского штаба Алексей Николаевич Долгов, отставленный генерал–майором по Адмиралтейству в 1900 г.
А вот капитан 1–го ранга Андрей Карлович Деливрон при увольнении в отставку в следующий чин произведен не был. Возможно, он чем–то «проштрафился» в своей последней должности — командиром Лондонского плавучего маяка и лоц–командира общества Кронштадтских лоцманов.