Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству
Шрифт:
Лейтенант Владимир Вильгельмович Витгефт был известен тем, что в годы службы на минном крейсере «Доброволец» жил в одной каюте с. совой. Вот что рассказывал об этом его сослуживец Гаральд Карлович Граф:
«Как–то раз он вернулся под утро на миноносец, держа на руке большую сову, которую водворил у себя в каюте. Это всем нам не очень понравилось, так как каюты выходили в кают–компанию, а сова издавала очень неприятный запах, который проникал во все помещения. Поэтому Витгефту было поставлено условие, что он всегда будет держать запертой дверь своей каюты. Неизвестно, чем сова покорила сердце Витгефта, так как она была очень злая и всегда норовила клюнуть своим острым клювом. Все же она прожила у Витгефта добрых две недели, и мы по утрам осведомлялись у него, не было ли перепалки с его «сожительницей». В конце концов перепалка и произошла: сове, видимо, надоело сидеть в каюте, и она
Были и «специалисты» по другим домашним животным.
Контр–адмирал Михаил Федорович Лощинский находил душевное равновесие в разведении свиней.
Причем занимался этим делом, как говорится, без отрыва от основного производства. Рассказывает капитан 1–го ранга Владимир Иванович Лепко:
«Всю свою службу Лощинский провел на Черном море. Он в то же время был и хуторянином и. на свою службу во Флоте всегда смотрел как на удобное средство к улучшению своего хутора. почему во всех стадиях своей служебной карьеры он ухитрялся очень искусно пользоваться служебным положением и властью для утилизации матросов своего экипажа в качестве даровых рабочих, для насаждения арбузов и винограда на бахчах своего хутора, куда они транспортировались обычно по железной дороге за счет казны.
Матросы употреблялись им также для приспособления коридоров и трюмов большого корабля [297] , которым он командовал, под сушку говяжьих костей, собираемых им лично и его агентами со всей эскадры. Кости эти, высушив в недрах своего корабля, он ухитрялся также каким–то казенным способом пережигать и в качестве удобрения посылать на свои поля.
Любовь к огородничеству и разведению свиней была развита в почтенном адмирале до того, что всюду, где бы он ни был, он был как бы центром массы на свободе гуляющих свиней».
297
Эскадренный броненосец «Двенадцать апостолов».
Добавим, что Лощинский был известен как автор приказа о спуске на своем флагманском корабле адмиральского флага «для непривлечения внимания неприятеля» — именно такая формулировка была записана в его флагманском журнале! Вспоминает адмирал Николай Оттович фон Эссен:
«Лощинский был назначен [298] из Черного моря, специально как знаток минной обороны. Он оказался стариком, неспособным ни к какой активной деятельности и всегда проявлявшим явное отвращение ко всякой опасности, даже при самых ничтожных военных операциях. Это, впрочем, не помешало ему быть награжденным Золотым оружием (шутники говорили, что надпись должна быть не «За храбрость», а «На храбрость») за канонаду, открытую им по неприятельским пароходам, заградившим, однако, часть выходного фарватера».
298
В Порт–Артур.
А вот генерал–майор по Адмиралтейству Владимир Александрович Попов был поклонником домашней птицы, вернее — кур. И привычкам своим не изменил даже с назначением командиром крейсера 1–го ранга «Владимир Мономах», которому суждено было в составе других кораблей эскадры вице–адмирала Зиновия Петровича Рожественского погибнуть в горниле Цусимской катастрофы. Вот что говорили о нем соплаватели:
«Из него вышел бы хороший фермер. Недаром на всех остановках, где только можно было, он скупал кур. Он относился к ним с особой любовью и не давал их резать даже для кают–компании, хотя и знал, что офицерам иногда приходится питаться плохо. К приходу в Цусимский пролив на судне накопилось множество кур. Клетки с птицами ярусами стояли на полуюте, висели над полубаком на штангах, прикреплялись по сторонам на леерах между шлюпбалками. Военный корабль превратился в курятник».
Лейтенант Андрей Алексеевич Экенберг (сослуживцы считали его человеком несколько не от мира сего) однажды, по словам все того же Гаральда Карловича Графа, чуть не был обвинен в растлении малолетних женского пола:
«… Лейтенант Экенберг — небрежно одетый, рассеянный и добродушный человек. По улицам он ходил, мурлыча что–то под нос и имея под мышкой большую коробку из–под гильз, в которой было все необходимое для набивания папирос. Когда ему хотелось закурить, он останавливался перед ближайшим подоконником, ставил на него коробку и невозмутимо начинал набивать папиросу. Когда папироса была готова и закурена, все укладывалось обратно в коробку, и путь продолжался. Не помню, где он тогда служил, но его путь лежал мимо здания женской гимназии, и его шествование часто совпадало с моментом выхода гимназисток на улицу. Присутствие барышень мало стесняло Экенберга, и он не менял своей привычки — останавливался и производил набивание папиросы. Это, конечно, сильно забавляло гимназисток, да и вся его фигура была очень комичной, так что они над ним подсмеивались. Скоро и зоркие глаза классных дам заметили несуразную фигуру Экенберга. Они были уверены, что он совершает свое хождение мимо гимназии с целью смущать гимназисток. Во всяком случае, с их точки зрения это было неприличным. Пожаловались начальнице. Та заволновалась, что какой–то морской офицер «пристает» к гимназисткам, и пошла жаловаться адмиралу Вирену [299] .
299
Вице–адмирал Роберт Николаевич Вирен в это время занимал пост главного командира Кронштадтского порта и Кронштадтского военного губернатора.
Экенберг был вызван к адмиралу. Когда он предстал перед ним и узнал, что его обвиняют в приставании к гимназисткам, то тут же улыбнулся, чем страшно рассердил главного командира. Но все же ему удалось убедить его, что такое обвинение ни с чем не сообразно. Адмирал, оглядывая Экенберга, легко поверил в это, так как уж слишком к его облику не подходила роль дамского ловеласа. Он был отпущен с миром, но ему рекомендовали избрать другой путь для возвращения домой».
А вот прапорщик по морской части Карл—Гарри-Герберт Эрнестович Гильбих отличился тем, что. пошел в атаку на адмирала! Дело было на строевых учениях во время сборов офицеров запаса. Как вспоминает сослуживец Гильбиха:
«На учение неожиданно прибыл командир порта, и желая проверить, насколько прапорщики запаса подготовлены к строю, вызвал первого попавшегося и приказал провести перед собою взвод. Гильбих так ошалел от неожиданности, что у него из головы мигом вылетело все то немногое, что он усвоил из команд. Но адмирал ждал, и что–то надо было предпринять, чтобы взвод двинулся вперед. Тогда бедный Гильбих, от отчаяния выхватив саблю из ножен, взмахнул ею и крикнул: «За мной, ребята!» За что и был посажен на гауптвахту».
Адмирал Оскар Викторович Старк, согласно сведениям автора романа «Цусима» Алексея Силыча Новикова—Прибоя, носил среди матросов титул «адмирала–старьевщика»:
«Его заедала хозяйственная мелочность. Иногда он шел по делу, иногда просто прогуливался по территории порта и, как одержимый, разыскивал всякую дрянь. Тогда матросам лучше не встречаться с ним. Он останавливал их и приказывал следовать за ним. По пути они собирали замеченные им валявшиеся ржавые болты, гайки, куски железа. Адмирал ворчал на портовое начальство за его нерадивость. Но к концу обхода он с гордостью шагал во главе потешной свиты и был доволен, что исполнил долг перед родиной. Не зря, значит, казна выплачивает ему огромное жалованье. А матросы несли за ним ненужное барахло и перемигивались между собою».
Адмирал Иван Иванович Шанц, как говорили, завоевал свое положение нахальством. Вот что вспоминал моряк–художник Алексей Петрович Боголюбов:
«Капитан Шанц был моряк практический, прекрасный, служив в Англии и на торговом флоте Финляндии, откуда был родом, и назывался фон Шанц. Будучи сыном кузнеца, авторитет он себе завоевал нахальством со всеми, так что его все боялись. Вор он был первоклассный, ибо, как слышно и видно было по его жизни, сильно нагрел себе лапы в Америке при постройке «Камчатки» [300] , да и в походе, как говорили товарищи, везде крал — то с угля, то с продовольствия команды. Стоит «Камчатка» в Палермо, в гавани. Двор живет на вилле у графини Бутерра. Конечно, офицеров изредка, а командиров очень часто приглашали на вечера и обеды. Все оделись в штатское платье, а Шанц все являлся в вицмундире или форменном сюртуке. Царица это заметила, и обер–камергер граф Шувалов сообщил ее замечание капитану, на что он с полным хладнокровием отвечал: «А сшейте мне фрак, так я буду его надевать». Что делать? Тогда гофмаршал прислал к нему портного, и Яню (как его звала супруга) одели за дворцовый счет».
300
Пароходофрегат «Камчатка».