Под белой мантией
Шрифт:
Отсутствие заинтересованности в производстве и продаже частным лицам создаёт предпосылки для мирного разрешения спорных вопросов между государствами. Идеи добра и гуманизма, так близкие всем людям Земли, будут торжествовать над злом и насилием. В мире, как правило, зло порождает вмешательство одних народов в жизнь других. Если бы этого не было, сами люди решали бы свои вопрос внутри страны.
Профессор Беге познакомил меня с работой пульмонологических и реанимационных отделений многих ведущих римских госпиталей и клиник. Крупнейший и один из старейших туберкулёзных институтов мира —
Посетил я госпиталь Сан-Филиппо, институт и клинику кардиологии профессора Петро Вальдони. С ним мы знакомы с 1950 года, встречались в Риме, Москве, Ленинграде. При его клинике организован центр реанимации и интенсивного ухода, оснащённый но последнему слову науки и техники. Меня интересовали также отделения дыхательной реанимации и пульмонологии ряда частных госпиталей.
По ходу знакомства я вёл подробные записи новшеств, которых у нас не было и которые я намеревался внедрить у себя в институте.
Возвратившись в Ленинград, послал отчёт о поездке директору ВОЗ и в Министерство здравоохранения СССР. Отдавая должное инициативе и энтузиазму учёных-пульмонологов Парижа и Рима, способствовавших прогрессу этого раздела науки и практики, я всё же констатировал, что наш институт ушёл далеко вперед и может с честью выполнять роль международного центра, включая усовершенствование врачей данной специализации.
Доктор Ямомото ответил, что вскоре собирается прибыть профессор Беге для изучения дела дыхательной реанимации в нашем институте. После чего приедет он сам или его заместитель, и вопрос о создании международного центра ВОЗ по пульмонологии будет решён окончательно.
Всё ценное, что я увидел в передовых европейских клиниках, я изложил в виде инструкции, которую обсудили на учёном совете и раздали заведующим отделениями. Те должны были подумать и дать свои соображения о том, что можно применить в нашей работе.
Но мне хотелось шире распространить полезный опыт в реанимации при терапевтических и пульмонологических отделениях больниц в городах и областных центрах. Сделать достоянием врачей, например, методику лечения острой пневмонии, выработанную в Париже, благодаря которой почти полностью исключаются такие осложнения, как абсцедирование. А что значит — сделать достоянием? Это значит — снабдить конкретными рекомендациями.
Всё, чего мы добились за пять лет существования института, что удалось узнать из литературы, личных контактов с пульмонологами и торакальными хирургами разных стран, я постарался изложить в книге о хронической пневмонии.
Остальное относилось к сфере практических мер, то есть было в ведении министерства.
Сергей Александрович Борзенко, которому я рассказывал о своих делах и о том, что мною предпринято для претворения в жизнь достижений мировой науки, сказал мне:
— Я бы очень советовал вам, помимо общего отчёта в министерство, послать личное письмо министру с важнейшими выводами и предложениями. Отчёт может где-то затонуть в бюрократических столах, а
Я действительно написал личное письмо министру, где указал на необходимость организации центров дыхательной реанимации при терапевтических и пульмонологических отделениях в городах и областных центрах. Кроме того, изучив вопрос о лечении острой пневмонии в Париже, где, благодаря отработанной методике, почти полностью исключаются такие осложнения, как абсцедирование, я говорил о необходимости собрать симпозиум, на котором можно было бы выработать необходимые инструкции.
Ответа на моё письмо и отчёт не последовало, так же как и не было никакой реакции на наше письмо о приглашении профессора Беге в наш институт как консультанта ВОЗ.
— Что делать, Фёдор Григорьевич, чтобы всё то, что вы узнали, стало бы достоянием всех врачей? — спрашивал Сергей Александрович.
— Многое из того, что я привёз, я постараюсь распространить через оргмедотдел в нашем преломлении. А всё то, что нам удалось узнать из литературы и путём личного контакта, я постараюсь изложить в книге о хронической пневмонии, над которой я эти годы работаю.
— Вы это очень правильно делаете. То, что будет вами написано, станет достоянием врачей, а следовательно, пойдёт на пользу народу. Обязательно пишите и скорее издавайте.
Спустя несколько дней Сергей Александрович спросил меня: «Как дела?»
Я сказал, что получил от американцев приглашение принять участие в работе конгресса и выступить с докладом с освещением своих работ. Они официально объявили, что все расходы по поездке и пребывании в Америке берут на себя. Я послал в наше Министерство это приглашение и своё заявление с просьбой предоставить мне командировку за счёт американцев. Долгое время мне ничего не отвечали или же я получал стандартный ответ:
«Вопрос ещё не рассматривался». Затем пришёл ответ, что поезда в Америку не разрешают, так как такая поездка у них не запланирована,
Сергей Александрович заботливо спросил:
— Не очень ли вы расстроились оттого, что вас не пустили в Америку?
— Нет, — отвечал я, — в Америке я был не раз и большого желания ехать опять у меня нет. Но я отлично понимаю, что это редкий случай, когда американцы приглашают русского учёного на таких условиях. И поездка моя имела бы большое значение для престижа русской науки. Ведь американцы не такой народ, чтобы выбрасывать деньги. Но, может быть, пошлют кого-нибудь другого? Мне всё равно: лишь бы дело не стояло.
— Да, верно, — сказал Борзенко, — мы люди не тщеславные, лишь бы делалось дело.
И он рассказал мне эпизод из военной истории.
Адмиралу Ушакову надо было провести какое-то мероприятие, важное для государства и народа. Но он знал, что высшие чиновники, если он сам предложит, завалят его предложение. Тогда он обратился к Потёмкину, чтобы тот от своего имени сделал предложение. Потемкин удивился: «Какой же тебе интерес, если я сделаю это предложение? Ведь вся слава достанется мне». — «Это не важно, — сказал Ушаков. — Важно, чтобы это было проведено в жизнь и принесло славу любезному отечеству, а потомки разберутся».