Под Большой Медведицей
Шрифт:
Приднестровье ждало помощи от Москвы. Но на московском троне сидел человек, посаженный американцами, и вершил дела не в пользу России и ее интересов, а в угоду американским хозяевам.
И Приднестровье долгое время оставалось один на один со своими кровавыми проблемами.
Тираспольский рынок в период после развала Союза представлял собой форменный балаган. В шумном многоголосье, висящем над этим центральным городским районом, слышалось вавилонское разноязычие. Толпы горожан и приезжих бродили вдоль сбитых из чего попало торговых рядов,
Николаю Гайдамакову нравилось бывать здесь. Почти всегда, улучив свободную минуту, он шел сюда, на рынок. В этой шумной разноголосице как-то по-особому ощущался дух времени, жизненный пульс целых регионов, окружающих Приднестровье.
Люди говорили о непростой нынешней жизни, и Гайдамаков узнавал, как живется на Украине, в Прибалтике, в Молдове, в разных концах самого Приднестровья. Там, где царит торговля, как правило, нет национальной вражды, там владычествуют интернационал и веселый вкус наживы и обмана.
…Глаза у подростка были вытаращены, в них сверкал ужас… Он летел среди толпы, запинаясь, натыкаясь на людей. Летел прямо на Гайдамакова. Рубашка на плече разодрана, в левой руке – кусок мяса с торчащей сбоку костью. Правой рукой, как мог на бегу, мальчишка расчищал себе путь в людском потоке. Сзади, метрах в сорока, бежал мужик восточного вида, полный, с кровяными пятнами на грязном фартуке, и, размахивая мясорубочным топором, нечленораздельно, визгливо выкрикивал проклятия в адрес воришки.
Николай резко ушел в сторону, подросток и визжащий мужик с топором пронеслись мимо.
– Его надо было остановить! Почему вы не остановили его? – женский голос прозвучал совсем рядом.
Это была торговка шерстяными изделиями. Белокурая и довольно тощая, она осуждающе, почти с возмущением, глядела на Гайдамакова.
– Эта шантрапа все время что-нибудь у нас ворует. Их надо наказывать!
Николай ничего не стал ей доказывать, что-то разъяснять: мол, пожалел оборванца, голодный ведь… Да и этот мужик с топором… Зарубит еще…
Уже на обратном пути вспомнил: надо купить свитер из хорошей шерсти – ночью бывает прохладно, а приходится лежать на голой земле.
Вернувшись на рынок, он опять попал к той же блондинистой торговке. Невольно подумалось: вот, снова начнет выговаривать, укорять за того парнишку. Но она молчала, даже, как оказалось, слегка улыбнулась краешками губ.
– По-моему, – сказала она, – вам подойдут эти цвета. И протянула ему свитер бело-синих тонов. – Это толстая, но очень качественная ручная вязка. Зимой вам будет тепло.
В интонациях ее речи явно звучал прибалтийский акцент – она очень мягко произносила букву «л». А в голосе слышалась женская, именно женская, забота.
Николай, после того как два года назад от него ушла жена, совсем позабыл, что такое женская забота.
Он купил у торговки и свитер, и теплые носки и ушел к себе в офицерское общежитие в хорошем настроении.
А через два дня вернулся на рынок. Нашел нужный торговый ряд и тот прилавок.
– Здравствуйте! – обрадованно сказал Николай. – Вот я к вам и вернулся.
Она его узнала.
– И это очень хорошо, что вы ко мне решили вернуться. Я рада. – И улыбнулась настоящей улыбкой. – Мне нравится, когда мужчина возвращается.
В конце рабочего дня Николай зашел за ней.
Потом они бродили по набережной Днестра, по тенистым аллеям прибрежного парка и долго-долго говорили. У них оказалось много общих тем.
14 марта 1992 года генерал-лейтенант Юрий Неткачев, командующий дислоцированной в Приднестровье 14-й общевойсковой армией, срочно прибыл в город Парканы, где располагался один из инженерных батальонов, входивших в состав его армии.
Перед воинской частью громыхал многотысячный митинг местных жителей, казаков, военных. Главными выступающими были глава Приднестровской республики Игорь Смирнов и председатель забастовочного комитета Галина Андреева. И они, и другие ораторы клеймили позором военное руководство 14-й армии, которое не решается передать оружие гражданам республики, оказавшимся беззащитными перед молдавской агрессией.
Генерал Неткачев тоже пытался выступить перед митингующими, призвать их к порядку, но слова ему не дали.
Галина Андреева пламенными словами призвала людей на штурм воинской части, и народ, смяв караульных и часовых, ринулся на захват складов с оружием.
В течение нескольких минут склады, оружейные комнаты и пирамиды в казармах были опустошены. Из части было вынесено 1307 автоматов и пулеметов, 255 пистолетов и полтора миллиона патронов к ним, а также множество гранатометов с гранатами, мины, взрывчатка, снаряды…
Было вынесено все и роздано затем населению, казакам, бойцам спасательных отрядов, дружинникам.
Оружие ушло в народ и вскоре начало стрелять. И уже каждую ночь на берегах Днестра и по всему Приднестровью шла пальба, прерываемая пьяными криками казаков, военных, гражданских дружинников. То были «разборки» с молдаванами, пьяные драки и просто разудалые гулянки.
Мирное население перестало прогуливаться в парках, матери не выпускали детей на улицу. Милиция в этот разгул старалась не вмешиваться.
Над республикой навис неведомый доселе тяжелый непроходящий страх.
Дело усугублялось предательством со стороны России. Возглавляемая американскими ставленниками, она демонстрировала чудеса издевательства над собственным народом.