Под боссом
Шрифт:
– Как проходит ваш вечер? – Александра щурит раскосые кошачьи глаза, которые сейчас ощутимо изменили выражение. «Гленфарклас» 1959 года сделал своё дело – девчонка опьянела.
– Отлично. Подумал, что неплохо бы побольше узнать о своей новой сотруднице.
– М-м-м… А что вы хотите узнать обо мне?
Всё то же: какого чёрта ты забыла в моей жизни. Вслух же произношу:
– Всё что угодно.
Александра задумчиво закатывает глаза, затем округляет рот буквой «О» и потом произносит совсем не то, что я ожидаю услышать:
– Вы
Мне приходится терпеливо выслушивать о том, что она не пропускает ни одной игры, каких знаменитостей она встречала на матчах Нью-Йорк Никс и что однажды ей выпал шанс бросить мяч в кольцо с середины площадки. Я люблю футбол и совершенно равнодушен к этому бестолковому виду спорта для чернокожих переростков, поэтому по истечении десятой минуты наливаю ещё рюмку и заставляю Александру её выпить. Особенно настораживает, что за весь разговор она ни словом не обмолвилась о том, что встречалась с игроком «Никс», потому что я был уверен, что спьяну ей обязательно захочется этим прихвастнуть.
– Мне нужно немного подышать, – объявляет Александра спустя пару минут и, не дожидаясь моего ответа, встаёт. Тут же выясняется, что алкогольный удар она держит не слишком крепко, потому что её слегка заносит.
Решив, что торчать здесь дальше не имеет смысла, я поднимаюсь следом и беру её под локоть. Поить её больше точно не стоит, а вот пару вопросов задать по пути в гостиницу – самое время. Иван со Скворцовым провожают меня с неприкрытой завистью на лицах, ошибочно полагая, что сегодня ночью я буду трахать Александру. Такой план у меня есть, но лишь когда я выясню, для чего она вцепилась в меня своими отбеленными зубами, и когда будет абсолютно трезвая.
Лифт останавливается на нужном этаже, я вывожу из него покачивающуюся Александру, снова чувствуя себя её телохранителем. Ради выяснения правды сегодня я готов потерпеть. Довожу её до дверей номера и заставляю посмотреть на себя.
– Я хочу знать, почему ты решила устроиться ко мне на работу. Кто тебя прислал? Ответишь честно – расстанемся по-хорошему. Соврёшь – пожалеешь.
О да, она пьяна. Ресницы хлопают словно в замедленной съемке, не сразу ловит меня в фокус, но при этом умудряется не выглядеть отталкивающей. Пьяница, блядь, от кутюр. Окидывает меня помутневшим взглядом и делает манящее движение указательным пальцем. Грёбаная нимфа. Пьяна в дрова, но верна себе.
– Скажу, но только вам на ухо, потому что нас могут подслушивать.
Я не шевелюсь, и тогда она снова делает это движение: тянет меня за галстук и наклоняется к моему уху, отчего у меня моментально встаёт.
– Моего отца уволили с завода, а ему нужно платить ипотеку и кредит за мою учёбу. Мой брат связался с плохими людьми…
Сука. Снова надо мной издевается. Я перехватываю её горло и прижимаю к стене. Глаза стервы распахивается, рот тоже, колено упирается мне в бедро, под пальцами бешено пульсирует вена.
– Ты всё-таки подсыпал мне что-то в рюмку, грязный Люци, – выдыхает мне в лицо. – Потому что сейчас мне особенно нравится, как ты пахнешь.
Я вижу, как её влажный розовый язык обводит губы, чувствую, как грудь быстро и часто продавливает мою рубашку. Сжимаю её шею сильнее – стерва начинает дышать чаще, а улыбаться шире. Мне нужно, чтобы она перестала. Мой член у неё в горле блестяще справился бы с этой миссией, но мы по-прежнему стоим в коридоре отеля. Поэтому я сдавливаю пальцами её губы, наслаждаясь тем, как она испуганно ойкает, и проталкиваю между ними язык.
13
Саша
– Тщеславие, – презрительно произносит Люцифер, сверля меня чёрными глазами. Даже в аду не снимает костюма от Armani. – Водится за тобой такой грех, Александра?
– Что за грех такой дурацкий, блин? – возмущаюсь я. – Какой человек в здравом уме не любит, когда его хвалят? Знаешь такую пословицу: «Доброе слово и кошке приятно»?
– Гнев, – не обращая внимание на мои веские народно-литературные доводы, продолжает он обвинение. – Гневаешься на регулярной основе: если пятку новыми туфлями натёрла, если грудь слишком пристально разглядывают.
– Протестую. Это половая дискриминация. Носил бы ты каблуки и имел бюст третьего размера, делал бы то же самое.
Уголок рта К. Серова самодовольно ползёт вверх, словно он признаёт превосходство мужской расы над женской.
– Чревоугодие. Сколько денег ты просадила в ресторанах на брускетты, пасты и морских гадов?
Я непонимающие хлопаю глазами.
– Твой свод грехов морально устарел, если ты не в курсе. Иначе в рай попадают только анорексики и страдающие язвой желудка.
– Лень, – холодным топором опускается мне на шею.
Я закатываю глаза. Ленюсь я только у деда на летних каникулах. Дома в Нью-Йорке на это просто нет времени – мой востребованный день расписан по минутам.
– Похоть! – обличительно объявляет Люцифер и грозной тенью поднимается со своего крутящегося кожаного трона.
– Вот похоть мне приписывать не нужно. В интимных связях я очень избирательна, и их у меня всего-то…
– Грязная похотливая грешница, Александра, – цедит Серов, подходя всё ближе. – Даже на Страшном суде стоишь с мокрыми трусами.
– Ты чего несёшь, нечисть? – фыркаю я. – Статья 128.1 УК РФ: Клевета. Слышал про такую?
– Слышал, – Люцифер подходит ко мне вплотную и стискивает своей адской лапищей мою талию. – Чтобы не быть голословным, я сейчас самолично это проверю, и если это окажется правдой, то я трахну тебя. Жёстко (ы-ы-ы-ы-ы:)))))))) – прим. автора).
Его рука ныряет мне под юбку, беззастенчиво минует мои кружевные Agent Provocateur и до того, как я успеваю озвучить гневное «Ты охренел?», собственнически исследует мою свежую бразильскую эпиляцию.